Читать книгу - "Кровавый век - Мирослав Попович"

С 1949 г. Москва начала поддерживать арабский национализм против евреев, и с того времени до распада СССР не изменял свою позицию. Но несомненно также, что антиизраильская политика рассчитывала и на определенные чувства внутри страны, и именно эти установки оказались удивительно стабильными при всех изменениях режима.

Ничем другим, как примитивностью массовой идеологии господствующей партийно-государственнической верхушки, нельзя объяснить и тот стабильный антисемитизм, который стал неписаным законом ее политического поведения, естественным дополнением к матерным словам, – и естественной заменой таких вытесненных цивилизацией «признаков народности», как запах самогона. Антисемитизм партийной номенклатуры был скрытым, публично шла речь только об опасности «сионизма», а не о евреях, но между собой в кабинетах говорилось откровенно. Любимым «кадровым» делом было также выявление «скрытых евреев» и «полуевреев», причем чаще всего в эту категорию попадали просто более интеллигентные «белые вороны».

В сущности, правящий режим был не столько антисемитским, сколько антиинтеллектуальным и антиинтеллигентским. Во времена «развитого социализма» набор в высшие учебные заведения регулировался не только национальными, но и социальными процентными нормами: дети интеллигентов попадали в институты и университеты с большими трудностями, большую половину студентов нужно было набирать из детей рабочих и крестьян. Элита страны должна была чувствовать благодарность руководству за то, что ее подняли из социальных низов. При этом бо́льшая часть интеллигентов, которые страдали от этой политики, сами были выходцами из крестьян или рабочих, во всяком случае, интеллигенты в третьем поколении составляли небольшой процент.

В обществе – особенно с 1970-х гг. – набирали силу процессы формирования национал-патриотических течений, против которых казенная идеология была бессильна. И характерно, что в брежневские времена самым агрессивным национал-патриотизмом стал русский.

Власть преследовала самые радикальные проявления русского национализма, определенные звенья его ушли в диссидентское подполье, но в большей степени новый русский великодержавный национализм и русские неославянофильство стали респектабельными течениями в общественной жизни России. За менее смелые национальные проекты в нероссийских средах репрессии были немедленны и жестоки.

Новая националистическая идеология формировалась якобы в сотрудничестве официальных и неофициальных источников. В 1965 г. по доверенности МК комсомола аспирант-философ из университета Валерий Скурлатов подготовил «Устав нрава» – проект перестройки комсомола, где предлагал фашизацию молодежных организаций: «Ввести телесные наказания! Розга лучший учитель. Удар по телу – закал духа. Продумать комплекс военизации молодежи с начальной школы… Нет более подлого занятия, чем быть «мыслителем», «интеллигентом», премудрым пескарём, и нет более благородного дела, чем быть солдатом».^[702] Идеи Скурлатова вызывали определенные симпатии и у комсомольского руководства, и в кругах «Университета молодого марксиста» (УММ) при ЦК ВЛКСМ. Это была пора, когда Шелепин и Семичастный опирались на настроения активизма, выраженные Скурлатовым наивно и простодушно. Кто знает, как бы закончилась эта история, если бы диссидент Александр Гинзбург не передал текст программы Скурлатова на запад. В конечном итоге, Скурлатов был исключен из партии, а УММ закрыт. Однако потом Скурлатов был восстановлен в партии (впоследствии опять исключен) и стал в 1970-х гг. одним из известных борцов против «сионизма» и пропагандистом славянофильського неоязычества.