Читать книгу - "У времени в плену. Колос мечты - Санда Лесня"

— Брось, Ангелина, не терзайся... Никуда им от нас не уйти...

Когда боярин вдел ногу в стремя, остальные были уже в седле. Пришпорив коней, все вынеслись за ворота.

Отряд мчался во весь опор, пока не взобрался на вершину холма. Затем спустились по зеленому склону, проехали рысью по дороге, притененной лесом. Бояре хмуро безмолвствовали. Молчала и дружина. Все привыкли к опасностям на охоте, где не раз приходилось вступать в схватку с кабанами, медведями и волками, в иных же случаях с татарами, турками или лотрами, с лазутчиками недругов из-за рубежей страны. И оставались все время начеку — нельзя было знать, из-за какого дерева может выскочить ворог, чтобы свалить с коня доброго человека. В лесу росли вековые дубы. Между ними грабы, буки и клены. На редколесье теснились кусты шиповника, орешника и терновника. В их переплетавшихся, раскачиваемых ветром ветвях вспыхивали лучи непреходящего дневного светила. Отовсюду доносился гомон птиц, жужжание летучего племени букашек.

— Дело, верно, готовилось давно, — проговорил наконец Ион Котоман.

Григоре встряхнул уздечку коня. Качнул головой:

— Сговорились, конечно, загодя...

Следующий обмен замечаниями состоялся только за другим холмом, стоявшим на их пути. Молчание нарушил снова старший:

— Хорошенькое будет дело, боярин Григоре, если придется нам таким манером скакать до самого Красного моря...

И младший ответствовал:

— У нас с Петрей был уговор — он должен оставлять на пути особые метки или кого-то из своих людей...

Близ развилки дорог показалась лошадь. Держась за ее узду, на обочине во все стороны раскачивался растрепанный, растерзанный бедолага. Парня сразу назвали по имени: это был Костэкел Дрымбэ, слуга и давний приятель Петри Котомана. Признав своего, обрадовались. Приблизившись же и спешившись, опечалились. Костэкел Дрымбэ, весь в крови, боролся со смертью, хрипя и призывая на помощь небо. Поблизости валялся растерзанный турок, на которого с удивлением воззрились подъехавшие.

Едва к раненому подошел Григоре, тот ввалился лицом в траву. И все увидели костяную рукоять кинжала, всаженного ему в спину под лопатку, среди потеков запекшейся крови. Стиснув зубы, Григоре повернул пострадавшего лицом кверху, приказал одному из слуг отвязать от пояса флягу. Но Костэкел Дрымбэ и без возлияния раскрыл глаза, проговорив с вымученной, виноватой улыбкой:

— Воды, братцы, водицы...

Когда страдальцу смочили губы, он с той же виноватой улыбкой отыскал взглядом старого боярина и сказал:

— Прости, господине. Не уберегся я. Ничего, и это пройдет... — Костэкел помедлил, будто в раздумье, затем продолжал: — Измучил меня голод, твоя милость боярин, очень хочется попробовать ломтик сала.

— Есть у кого, бре, сало? — спросил Ион Котоман.

— В этом ли нуждается он теперь? — негромко отозвался кто-то из дружины. — Нет у нас сала, не взяли... Есть хлеб, брынза, копченая зайчатина...

— Не хочу я хлеба, не хочется мне ни брынзы, ни зайчатины, — простонал снова раненый. — Дайте хоть ломтик сала...

Ион Котоман подумал о том, что ясность сознания к раненому уже не вернется. Боярин отошел под сень стоявшего у обочины дуба, гадая, куда направились похитители и их преследователи. Но услышал лишь соловьиные трели и жалобы далекого флуера, игравшего где-то в глубине полей.

Костэкел Дрымбэ, как ни был слаб, понимал его отчаяние и боль. Собрав все силы, он заговорил отчетливо и ясно:

— Эти места известны мне сызмальства. И я попросил его милость Петрю дозволить мне отделиться, попробовать обойти беглецев. Боярин Петря дозволил, придав мне в помощь Михаила Доминте. Так что мы оба, Доминте и я, помчались по низинам, по тайным тропам, по дебрям леса — в обход. Как добрались до поляны, поросшей земляникой и орешником, затаились. И не поверили глазам. По шляху, невдалеке от нас, торопливо скакала малая чета турок. Их было восемь, вместе с главарем. Но среди них был еще один всадник, девятый. И в нем мы узнали нашу боярышню, Настасию.

— Ты бредишь, парень! — крикнул Ион Котоман. — Как могла оказаться среди басурман наша дочь?

— Да нет, говорю, что видел, хозяин, — заверил его Костэкел. — Не я один ее приметил, видел и Михаил Доминте. Боярышня не была связана. На ней была пелеринка с капюшоном, она сама держала поводья и время от времени переговаривалась с главным из чалмоносцев. И вовсе не казывалась при том печальной. Мы следовали некоторое время рядом. Пока не пришла в голову шальная думка — познакомиться с одним из гололобых поближе, в зарослях. Я забросил аркан. Михаил же Доминте принялся стрелять и кричать, словно нас было не менее сотни. Пойманный мною покатился в чащу. Остальные не бросились к нему на помощь, не пытались его защитить; помчались вперед, как ветер. Пока мы как следует связали язычника, подоспел и боярин Петря. Его милость забрал Михаила с собой, а мне приказал оставаться на развилке, дожидаться вашей милости с этим вот подарком. Устроился я на травке отдохнуть и, видимо, задремал. О турке не очень-то думал. А он, проклятый, верно, крутился, вертелся, пока не ослабли узлы, и вот что со мной учинил... Наверно, Доминте связал его некрепко, а я — не доглядел... Только мне, хоть и с ножом в ране, удалось свалить поганца, добраться зубами до горла... Очень уж болела у меня, братцы, спина... Теперь уже не болит. Так что и это пройдет... Только хочется есть. Неужто никто не захватил в дорогу хоть ломтика сала?

Ион Котоман изменившимся голосом прикрикнул на слуг:

— Пошарьте в котомках! Не слышите? — человек голоден! — и в нетерпении склонился над Костэкелом: — Куда же направился Петря?

Раненый выпил немного воды, все еще пытаясь улыбнуться, ободрить себя:

— Боярин Петря вырезал ножичком крест во лбу у поганого, и тот сказал, как кличут ихнего. главного. Это Али-ага. И еще признался, что дорога их лежит не на Ганчешты, а к Кагулу. В эту же сторону басурмане подались, дабы запутать следы и сбить с толку погоню. Чтобы мы, значит, искали их в ганчештской стороне, на шляху к Бендерам, тогда как они в другую сторону поскачут.... И повернули назад, вон по той дороге...

Правая рука