Читать книгу - "На златом престоле - Олег Яковлев"

Напротив галичан, грозно сверкая булатом, под разноцветными хоругвями стояла тьмочисленная вражья рать. Куда ни бросал Ярослав встревоженный взор, всюду видел он острые копья, блистающие на солнце шишаки, щиты и кольчуги.

— Супротив болгар дружины Святополка и Владимира Андреича Дорогобужского^[161], — разъяснил князю подъехавший на буланой кобыле Семьюнко, облачённый в кольчатую бронь и в плосковерхом аварском шеломе^[162]. — А супротив нашего чела сам Изяслав с киянами и чёрными клобуками. Видишь, шапки чёрные бараньи, концы набок свешиваются. То и есь клобуки. Комонные все. Говорят, рубятся здорово.

— А против берляди нашей Мстислав стал, — добавил бывший тут же боярин Лях. — Вон, глядите. Прапор переяславский на ветру развевается. И с им рядом черниговцы. Лазутчика ихнего намедни мы поймали. Сказал, Изяслав Давидович полк свой киянам в подмогу прислал.

— Изяслав Давидович — известный разбойник. То он Ушицу жёг с половцами вместях, — заметил Ярослав. — Вот, память на всю жизнь, — указал он на белый сабельный шрам у себя под глазом. — Лихая была рубка.

Воеводы и бояре собрались в веже на короткое совещание. Сидели, не снимая доспехов, на кошмах. Первым слово взял Тудор Елукович.

— Каназ! — обратился он к Ярославу. — Молод ты ещё.

Видя готовое сорваться с уст Ярослава возражение, он повысил голос и произнёс заранее заготовленную речь:

— Поезжай прочь... Стань наверху, на месте удобном... И смотри на битву. Будешь нам, как отец... Твой отец любил нас и жаловал. И мы тебя любить и жаловать будем...

— Ты у нас один, — добавил дядька Гарбуз, — если тебе, упаси Господь, приключится что вредное, останемся мы, стойно овцы без пастыря. Нас же хоть и тысячу побьют, власть твоя от того не ослабеет, войско же ты новое собрать сможешь. Потому возьми дворовых своих и ближников и стань у града. А мы будем с Изяславом биться.

— И кто из нас жив останется, тот станет тебе впредь верно служить, — сказал боярин Щепан.

— Ну что ж, пусть так, — после некоторого раздумья согласился Ярослав.

Уже когда выходили из вежи, услыхал он за спиной злобный шепоток Домажира:

— Где ж то видано, чтоб князь позади рати хоронился!

Сразу вспомнились Ярославу давешние слова Избигнева.

...Он отъехал на три перестрела в сторону городских стен и расположился на высоком холме, откуда, не слезая со статного вороного коня с длинной густой гривой, вместе с Избигневом и Семьюнком стал наблюдать за ходом начинающегося сражения.

Вот стрелы понеслись, вот пешие ратники с топорами ринулись вперёд, вот дружина Мстиславова ударила в правое крыло. Берладники выстояли, выдержали натиск, не отступили.

— Добро они бьются, — крикнул Ярославу в ухо Семьюнко. — Нечай не зря хвалился. Гляди, гляди, гонят!

Видно было, как переяславцы, а за ними черниговцы ринули вспять. Но вот воин в золочёных доспехах, видно, князь Мстислав, остановил их. Он что-то кричал, лицо его, обрамлённое короткой бородой, было искажено от ярости, он потрясал мечом, зажатым в боевой рукавице. Остановились переяславцы, сомкнули ряды, с новой силой закипела сеча.

В центре напирали кияне и чёрные клобуки. Свист и улюлюканье неслись из глоток степняков, сабли в их руках так и сверкали.

— Князь! Болгары Святополка гонят! — крикнул подскакавший отрок. — Здорово мы им врезали! Бегут, наложили в порты!

— Зато Изяслав в челе наседает! Гляди! — указал ему Избигнев.

Всё перед глазами Ярослава мешалось в каком-то багряносеребристом клубке. Непонятно было, чья перемога. Одно понимал он точно: правое крыло его рати опрокинуло-таки переяславцев с черниговцами, и Мстислав, такой всегда жадный до битв, такой искусный стратилат^[163], в беспорядке отступает в сторону Серета.

«Вот тебе и берладники! — подумал Ярослав. — Не зря сказывали, будто без их помощи князю Юрью ни за что тогда, три лета назад, Киевом не овладеть было».

Мысли князя прервала неожиданно пущенная откуда-то слева стрела. Пропела она совсем рядом с грудью и пробила малиновое корзно, надетое поверх кольчуги.

Семьюнко рванул в галоп вослед удаляющемуся всаднику. За ним бросились двое отроков. Нападавший мчал что было сил, ударял боднями коня, отстреливался. Но вот один из отроков попал в скакуна беглеца. Конь дико заржал, взбрыкнул и, резко выбросив передние ноги, опрокинул седока. Семьюнко прыгнул на него сверху, ударил плашмя саблей по шишаку, оглушая.

Один из отроков ножом разрезал завязки и сорвал с его лица булатную личину. Совсем молодое лицо предстало взору Семьюнки и подскакавшего следом Ярослава.

— Кто ты?! Почто в меня стрелял? — спросил князь.

— Я... Меня... послали... велели убить... тебя.

— Кто велел?

— Князь Святополк Мстиславич.

— Это правда, ты не врёшь? — спросил, усмехаясь, Семьюнко. — Вот он каков, благодетель-то мой и защитник.

— Правда, не вру я. Мать у меня... в холопки её забрали... Отец купу взял... у князя... А отдать не возмог... Помер... Ну, нас всех в холопы и забрали... Потом тиун княжий приехал... Повёз ко князю... А князь и велел... Говорил, если содею, как нать... Вольную даст... Мать и всю семью... отпустит.

— Ах ты, дрянь! — Семьюнко замахнулся на полоняника плетью.

— Постой! — перехватил его руку своей цепкой дланью с долгими перстами Ярослав. — Что ещё знаешь?

— Нощью один боярин ко князю Святополку приходил. Сговаривались Галич ему отдать.

— Что за боярин?

— Я не ведаю.

— А увидишь — узнаешь?

— Да... Мыслю, смогу...

— Ну вот, — обратился Ярослав к Семьюнке и гридням. — Повязать его, и в обоз. А боярина того покажешь, отпущу.

— Княже! — воскликнул Семьюнко. — Убить он тя хотел!

— Довольно! Я сказал! — прикрикнул на него Ярослав.

Позже, когда отъехали они обратно на холм, он уже спокойно объяснил своему другу:

— Ты пойми, холоп сей — тупое орудие. Проведать надобно, кто за ним стоит. Если Домажир, то, верно, не он один.

— Может, Молибог?

— Нет, не думаю. Молибога я умилостивил, — видя недоумённое лицо Семьюнки, Ярослав невольно улыбнулся и добавил: — Сынка его в Польшу пристроил, на службу.

...Яростная сеча шла до вечерних сумерек. Так и неясно было, кто же победил в этой схватке, такой ожесточённой и кровопролитной, каких Галицкая Русь ещё не ведала.