Читать книгу - "Воспитание детей на примере святых царственных мучеников - Марина Кравцова"

Среди сестёр, двух старших с уже сложившимися яркими характерами и бойкой младшей, великая княжна Мария Николаевна как будто теряется и затушёвывается. Но дело здесь не в каких-то внешних моментах, а в самом характере прекрасной девушки, о которой мы будем сейчас говорить.

Эта юная царевна замечательно точно вписывалась в архетип русской жены и матери, представляя собой, может быть, самый любимый на Руси женский образ: весёлая, сердцем чистая красна девица, лебёдушка, будущая скромная и верная супруга, домоседка и хозяюшка.

С.Я. Офросимова заметила эту яркую, подчёркнутую самой природой русскость великой княжны Марии: «Рядом с ней сидит великая княжна Мария Николаевна. Её смело можно назвать русской красавицей. Высокая, полная, с соболиными бровями, с ярким румянцем на открытом русском лице, она особенно мила русскому сердцу.

Смотришь на неё и невольно представляешь её одетой в русский боярский сарафан; вокруг её рук чудятся белоснежные кисейные рукава, на высоко вздымающейся груди — самоцветные камни, а над высоким белым челом — кокошник с самокатным жемчугом. Её глаза освещают всё лицо особенным, лучистым блеском; они... по временам кажутся чёрными, длинные ресницы бросают тень на яркий румянец её нежных щёк. Она весела и жива, но ещё не проснулась для жизни; в ней, верно, таятся необъятные силы настоящей русской женщины».

Жильяр в то же время отмечал некоторую подчинённость Марии сёстрам: «Мария Николаевна была красавицей, крупной для своего возраста. Она блистала яркими красками и здоровьем, у неё были большие чудные глаза. Вкусы её были очень скромны, она была воплощённой сердечностью и добротой; сёстры, может быть, немного этим пользовались и звали её “добрый толстый Туту”; это прозвище ей дали за её добродушную и немного мешковатую услужливость».

Софи Буксгевден, фрейлина императрицы и подруга всех четырёх девушек, писала, что Мария Николаевна была в полном подчинении у младшей, Анастасии Николаевны, — «пострелёнка», как звала её мать. Но несомненно, что это подчинение, если оно действительно имело место, не могло происходить из-за слабости характера Марии. Мы увидим, что эта юная девушка обладала большой внутренней силой. «У неё был сильный, властный взгляд. Помню её привычку подавать руку, нарочно оттягивая её вниз» (И.В. Степанов).

Юлия Ден вспоминала: «Когда я впервые познакомилась с великой княжной Марией Николаевной, она была ещё совсем ребёнком. Во время революции мы очень привязались друг к другу и почти все дни проводили вместе. Она была просто золото и обладала недюжинной внутренней силой.

Однако до наступления тех кошмарных дней я даже не подозревала, насколько она самоотверженна. Её высочество была поразительно красива... глаза, опушённые длинными ресницами, густые темно-каштановые волосы. Некоторая полнота Марии Николаевны была поводом для шуток со стороны её величества. Она не была такой живой, как её сёстры, зато имела выработанное мировоззрение и всегда знала, чего хочет и зачем».

Лили Ден поведала о следующем эпизоде из тех кошмарных, по её выражению, дней: «“А где Мари?” — спросила государыня. Я вернулась в красную комнату. Мария Николаевна по-прежнему сидела, скорчившись, в углу. Она была так юна, так беспомощна и обижена, что мне захотелось утешить её, как утешают малое дитя. Я опустилась рядом с ней на колени, и она склонила голову мне на плечо. Я поцеловала её заплаканное лицо.

“Душка моя, — проговорила я. — Не надо плакать. Своим горем вы убьёте mamа́. Подумайте о ней”.

Услышав слова: “Подумайте о ней”, великая княжна вспомнила о своём долге перед родителями. Все и всегда должны отвечать их интересам.

“Ах, я совсем забыла, Лили. Конечно же, я должна подумать о mamа́”, — ответила Мария Николаевна.

Мало-помалу рыдания утихли, к её высочеству вернулось самообладание, и она вместе со мной отправилась к родительнице».

О храбрости и самообладании великой княжны Марии Николаевны вспоминает и другая свидетельница тех страшных дней, Анна Танеева: «...никогда не забуду ночь, когда немногие верные полки (Сводный, конвой Его Величества, Гвардейский экипаж и артиллерия) окружили дворец, так как бунтующие солдаты с пулемётами, грозя всё разнести, толпами шли по улицам ко дворцу. Императрица вечером сидела у моей постели. Тихонько, завернувшись в белый платок, она вышла с Марией Николаевной к полкам, которые уже готовились покинуть дворец. И может быть, и они ушли бы в эту ночь, если бы не государыня и её храбрая дочь, которые со спокойствием до двенадцати часов обходили солдат, ободряя их словами и лаской, забывая при этом смертельную опасность, которой подвергались. Уходя, императрица сказала моей матери: “Я иду к ним не как государыня, а как простая сестра милосердия моих детей”».