Читать книгу - "История древней Испании - Юлий Циркин"

На первом этапе колонизации значительную роль играл храм. Возможно, такая его роль сохранилась и позже. В финикийских городах именно царь был тесно связан с божеством, в особенности с покровителем данного города, и важнейшей царской обязанностью являлась религиозная деятельность, обеспечивающая благосостояние города^[304]. В колониях Запада, в том числе в Испании, огромную роль играл культ Мель-карта. Этот культ был особенно связан с царской властью в Тире^[305]. Мелькарт выступал и как предводитель колонизации. Распространение его культа говорит о тесной связи колонизации с правительственной политикой.

Иное положение сложилось в Карфагене, где Мелькарт тоже весьма почитался, но все же не занимал столь видного места, как в испанских колониях Тира. Более того, сами карфагеняне больше уважали храм в метрополии, отсылая туда десятину от своих доходов и направляя туда священные посольства (Diod. XIII, 108; XX, 14; fust. XVIII, 7, 7; Polyb. XXXI, 12; Arr. Anab. IV, 2, 10). Но Карфаген был основан в совершенно других условиях, чем остальные колонии: его основателями были противники правившего тогда царя Пигмалиона, а возглавляла колониальную экспедицию сестра царя Элисса, ставшая царицей нового города. И Карфаген сразу же стал независимым от Тира. Так что некоторое «умаление» культа Мелькарта в Карфагене только подтверждает значение этого культа в утверждении зависимости колоний от метрополии. Культ Мелькарта играл важную роль не только в Испании, где находился знаменитый храм этого бога, но и на Кипре, Сардинии, Сицилии, Мальте^[306]. Конечно, только на основании существования культа Мель-карта и даже его выдвижения на первый план нельзя говорить о зависимости того или иного города или народа от Тира, но в совокупности с другими данными это очень важно.

Города, основанные по царскому решению, зависели от тирского царя и входили в Тирскую державу^[307]. Наместник царя в кипрском Карфагене именовался «сокен» и называл себя «рабом царя» (KAI 31). О зависимости Утики (видимо, этот город упоминается в испорченном тексте) свидетельствует дань, уплачиваемая царю, и карательная экспедиция, посланная царем после отказа от уплаты дани (los. Ant. Iud. VIII, 5, 3).

Во втором римско-карфагенском договоре среди общин, официально равноправных с Карфагеном, но в действительности ему подчиненных, упоминаются наряду с народом Утики тирийцы (Polyb. Ill, 24,2—3). Бессмысленно полагать, что в IV в. до н. э., когда персы господствовали над всей Финикией, тирийцы могли входить в Карфагенскую державу. Поэтому очень привлекательно предположение, что в данном случае речь идет об испанских финикийцах^[308]. Подтверждением этому являются слова карфагенского полководца Магона, который, по сообщению Ливия (XXVIII, 37, 1), в конце II Пунической войны называл себя «союзником и другом» Гадеса. Это было признанием официального (хотя и не реального) положения этого города в рамках Карфагенской державы. А таковыми в договоре являются утикийцы и тирийцы. Общее наименование «тирийцы» не мешало тому, что жители каждого города называли себя особо: горожане Гадеса, горожане Секси^[309]. Тем более характерно общее наименование, восходящее к временам, когда все эти города были, может быть, такой же частью Тира, как его материковые владения в самой Финикии.

Косвенным указанием на зависимость испанских колоний от Тира является пророчество Исайи (23). Там пророк говорит не только о «таршишских кораблях», но и о «поясе» вокруг «дочери Таршиша», и о необходимости для тирийцев в случае падения их города переселяться в Таршиш. Он упоминает также «укрепления Ханаана» по ту сторону моря. В связи с этим надо вспомнить, что имя Гадеса и означает «укрепление», «огороженное место». В пророчестве Исайи Таршиш фактически стоит на одном уровне с «землями Киттийскими», т. е. с Кипром, где финикийские города долго подчинялись верховной власти тирского царя.

В финикийских городах царская власть могла принадлежать только одному роду. Эти царские роды могли быть достаточно разветвлены, ибо в каждом из них существовали различные ветви, порой свергавшие друг друга с трона (и среди них могли быть даже совершенно обедневшие семьи вроде тирского садовника Абдалонима), и в то же время они были достаточно четко очерчены, что сразу же отсекало от возможных претензий на престол даже знатных аристократов, в этот род не входящих (ср.: Curt. Ruf. IV, 1,16-26; lust. XI, 10,8-9; Diod. XVII, 47)^[310]. Ни об одном городе, основанном тирийцами за морем, кроме Карфагена, не известно, чтобы его основали члены царского рода. Поэтому можно предположить (но, конечно, только предположить), что даже города, созданные эмигрировавшими честолюбцами, а не правительством, тоже признавали, по крайней мере формально, верховную власть тирского царя. Тем более города испанских финикийцев («тирийцев») входили в Тирскую державу.

Вероятно, это обстоятельство и позволило ассирийскому царю Асархаддону утверждать, что все цари середины моря от страны Иа-ад-на-на до страны Тар-си-си преклонились к его ногам^[311]. Иа-ад-на-на, несомненно, Кипр^[312]. Под Тар-си-си, вероятнее всего, подразумевается Таршиш, т. е. страна Тартесса, где поселились колонисты.

Как конкретно осуществлялась власть царя? На Кипре имелся царский наместник — «сокен», «раб царя». Но, может быть, это объясняется близостью Кипра к Финикии? Пока в других колониях этот чиновник не засвидетельствован. Позже карфагенские колонии находились под контролем карфагенского представителя — его называли «тот, кто над общиной». По Аристотелю (Pol. II, 9, 1273b), карфагеняне посылали каких-то людей в города. А. И. Доватур доказал, что речь идет о посылке не колонистов, а управляющих^[313]. Если карфагеняне заимствовали такую практику из метрополии, то можно думать, что и Тир имел в колониях, в том числе испанских, своих представителей. В рамках Карфагенской державы колонии имели значительное самоуправление. Так, Эбес имел свои вооруженные силы, без которых он не смог бы оказать сопротивление римлянам (Liv. XXII, 20,7—9), и свою монету^[314]. В дошедших до нас официальных документах, как в договоре Ганнибала с Филиппом V, колонии вообще не упомянуты (в отличие от других элементов державы). Поэтому возможно, что понятие «господа карфагеняне», встречающееся в договоре (Polyb. VII, 9), охватывает граждан и Карфагена, и его колоний. Совсем не исключено, что такие отношения с колониями тоже были общетирской (и метрополии, и Карфагена) практикой.