Читать книгу - "Июль 1942 года. Падение Севастополя - Игорь Маношин"

«Командующий и член Военного совета Кулаков и некоторые присутствующие должны были улететь самолетом. Фактически, по некоторым причинам вылетели позже. Контр-адмирал Фадеев на 2-й подводной лодке (Л-23) должен был ждать сигнала Октябрьского и только тогда уходить, так как не было уверенности, что группе Октябрьского удастся улететь самолетом и тогда они должны были идти на второй подводной лодке. Телеграмму Фадеев получил уже поздно с самолета. Выполнив задание, мы с Петровым ночью погрузились на лодку и на рассвете начали уходить»^[169].

Около часа ночи 1 июля 1942 года Октябрьский, Кулаков, Кузнецов, начальник тыла армии А. П. Ермилов и другие сопровождающие лица через люк, находящийся в коридоре у кают-компании 35-й батареи, спустились в поземный ход-потерну по винтовому трапу и, пройдя его, через правый командно-дальномерный пост вышли на поверхность и в сопровождении группы автоматчиков пошли на аэродром. «В целях маскировки, — как писал Октябрьский после войны Линчику, — работники Особого отдела накинули на меня гражданский плащ, так как по их сведениям немецкая агентура охотилась за мной»^[170].

Посадка и вылет командования СОРа с Октябрьским, по словам командира самолета ПС-84 Скрыльникова, стоявшего в отдельном капонире, оставленном в Севастополе еще с вечера 29 июня и находившегося в готовности № 1, проходила в драматической обстановке. Она складывалась так, что посадке командования СОРа, сопровождающих лиц и вылету самолета могла помешать многотысячная толпа неуправляемых бойцов и командиров, гражданских лиц, пытавшихся улететь. Их возбуждение росло с каждым улетающим самолетом. Командование СОРа с трудом пробилось к самолету. Этим самолетом должны были улететь также командир 3-й ОАГ ВВС ЧФ полковник Г. Г. Дзюба и военком, полковой комиссар Б. Е. Михайлов. Видя такое положение, Михайлов обратился ко всем со словами: «Я остаюсь для приема самолетов!», — что несколько успокоило толпу людей^[171]. Но когда этот последний находившийся на аэродроме самолет завел моторы и стал выруливать на взлетную полосу, то, как пишет В. Е. Гурин из группы особого назначения ЧФ, охранявшей самолет, многотысячная толпа бросилась к нему, но автоматчики охраны не подпустили ее. Некоторые из толпы открыли огонь по улетавшему самолету. Были ли это отчаявшиеся люди или немецкие агенты, трудно сказать^[172].

Согласно опубликованным данным и архивным документам, из Краснодара в Севастополь в ночь на 1 июля 1942 года вылетело 16 самолетов ПС-84 («Дугласы»). Три из них, потеряв ориентировку, вернулись. Остальные 13 самолетов доставили 23,65 т боеприпасов и 1221 кг продовольствия и вывезли 232 человека, в том числе 49 раненых и 349 кг важного груза^[173].

Самолет, на котором улетел Октябрьский, судя по всему, в это количество не вошел и, следовательно, по счету был четырнадцатым.

Можно отметить и такой факт, что после взлета последнего транспортного самолета «Дуглас» с Херсонесского аэродрома оставшаяся масса людей с пропусками и без к утру 1 июля укрылись в различных местах Херсонесского полуострова под скалами и в укрытиях, землянках и других местах, чтобы не стать жертвой авианалетов противника. Часть из них, прослышав о приходе в ночь с 1 на 2 июля кораблей, ушли в район берега 35-й батареи. Некоторые из них укрылись в здании Херсонесского маяка, возле него, в других строениях. Возле маяка тогда оказалось помимо военных много гражданских лиц, в том числе партийных и советских работников города и области, которые не могли улететь самолетами, но имели пропуска.

Как написала в своем письме капитан медицинской службы в те годы С. Я. Троценко, она с секретарем горкома комсомола Надей Краевой укрылись в здании маяка. Все помещения, вся винтовая лестница были забиты военными и гражданскими лицами. Они едва могли усесться на полу в самом низу. Весь день 1 июля немецкие самолеты бомбили аэродром и участок маяка. Здание маяка колебалось, но маяк устоял. Когда они выползли из маяка, то не узнали окружающее пространство. Сплошные глубокие воронки. Все здания вокруг маяка разрушены. Много трупов. Среди них они опознали начальника милиции Севастополя Нефедьева^[174].

Посадка на подводные лодки Л-23 и Щ-209 командования Приморской армии, штабов СОРа и армии, руководства города проходила более организованно, хотя и не обошлось без эксцессов. Около 1 часа 30 минут ночи 1 июля 1942 года Военный совет Приморской армии в составе Петрова, Моргунова, Крылова, Чухнова и других командиров штаба армии, штабов соединений, командиров соединений и комиссаров, других лиц спустился по винтовому трапу в левый подземный ход-потерну 35-й батареи и затем, пройдя ее, вышел на поверхность земли через левый командно-дальномерный пост вблизи спуска к рейдовому причалу. Было относительно тихо. Противник продолжал вести беспокоящий огонь из орудия с Северной стороны по аэродрому и всему Херсонесскому полуострову. Причал охранялся автоматчиками из состава отдельного батальона охраны 35-й береговой батареи. На прибрежных скалах и в непосредственной близи от причала к тому времени собралось множество неорганизованных военных и гражданских людей. Подполковник Семечкин, начальник отдела укомплектования Приморской армии, рассказал: