Читать книгу - "Повседневная жизнь старообрядцев - Кирилл Кожурин"

Поэтому сначала нарядник должен был спрашивать у духовников, кого и с кем братию и сестр они благословят послать, а сам по себе «никого из братии да не дерзает определять на работы с постницами».

Городничий осуществлял надзор за сторожами, за обеими гостинными (выговскими гостиницами для приезжающих богомольцев) — внешней и внутренней, наблюдение за приходящими и отходящими странниками, надсмотр за братией во время богослужений в часовне и во время книжного чтения, а также в кельях и на трапезе. Это был инспектор Выговского общежительства, который должен был наблюдать, чтобы «ребята не заводили в гостинной дурости и драк, но тихо и смирно пребывали в ней»; чтобы «вся братия поспевали к началу, как на полунощницах, так и на павечерницах и на всяком пении»; чтобы «братия поклоны полагали добре как поясныя, так и земныя; поясныя выше б пояса не полагали, а земныя оправливаючись бы полагали».

Подобная же система управления существовала и в женском общежительстве на Лексе. Так, во главе Лексинской киновии стояла «большуха», или «начальная мать», от которой обитательницы Лексы принимали благословение «на всякое время». «Начальная мать» неизменно участвовала в соборах Выгорецкого общежительства при обсуждении религиозных и хозяйственных вопросов. Ее помощницей являлась «строительница», которая должна была «знать всякое дело и благочиние во всех службах и строение всякое, и келарское дело». Другой помощницей являлась «казначея» — «та да знает в платье и обуви, и в пряже, и в раздаче». Особые «старицы-надзирательницы должны были пещися о всяком благочинии церковном и трапезном».

Сравнение «Выговского Чиновника» и «Устава» Соловецкого монастыря до его разорения в 1676 году обнаруживает удивительное сходство в обустройстве двух северных обителей. И там, и там во главе управления стоял монастырский собор. И там, и там мы находим одни и те же должностные лица. Одинаково высоким было значение настоятеля. Так же шло производство дел, которые вели такие же приказчики, заведующие хозяйством монастырским и принадлежащими монастырю вотчинами и промыслами. Различие состояло лишь в большем значении Выговского собора, который мог делать догматико-обрядовые определения для всех древлеправославных поморцев, что прежде входило лишь в компетенцию собора с участием архиереев. Безусловно, последнее было вызвано исключительностью того положения, в котором оказались русские люди, оставшиеся верными древлеправославию и лишившиеся церковной иерархии.

Заложенный выговцами прочный экономический фундамент позволил им осуществить программу беспримерного по своим масштабам культурного строительства. Выговская поморская пустынь стала самой настоящей «культурной столицей» старообрядчества. Недаром современники называли Выг не только «безпоповским» или «северным Иеросалимом», но и «староверческими Афинами».

На Выге были сохранены и продолжены древнерусские традиции книгописания, иконописи и знаменного пения, созданы школы для обучения грамоте и певческому искусству. Сохранились свидетельства о книжных экспедициях братьев Денисовых, предпринятых в 1705–1712 годах. «Оный же Андрей, — свидетельствует Иван Филиппов в «Истории Выговской пустыни», — в те вышеписанныя нуждныя годы ездяше ово з братом Симеоном, а ово и с ынными по всем градом и в Москве по всем монастырям и в Нижегородской пустыни промышляше книги и осматриваше, овые покупаше, а овые списываше, испытуя, како в древлеотеческом благочестии утверждатися и стояти». Одновременно с разысканием и перепиской книг вёлся подбор свидетельств церковно-археологического характера в пользу старых обрядов. Из книг, приобретённых во время подобных поездок, пожертвованных благотворителями и переписанных, составилась богатейшая библиотека общежительства, включавшая в себя почти всё древнерусское книжное наследие. Были здесь книги Священного Писания: Библия киевской печати, Библия печатная на древнееврейском языке, Толковый Апостол в трёх книгах, Толковое Евангелие Феофилакта Болгарского; сочинения Святых Отцов и учителей Церкви: Иоанна Златоуста, Августина Блаженного, Амвросия Медиоланского, Кирилла Александрийского, Афанасия Великого; богослужебные: Потребник харатейный, печатный и письменный; книги по каноническому праву Никона Черногорца, Стоглав русский, Кормчая — печатная и старописьменная; древнерусские сборники Палея, Златоструй, Златая Цепь, Зерцало мирозрительное, Зерцало Великое, Зерцало — беседование души с телом; сочинения древнерусских отцов Кирилла Туровского, Макария, митрополита Московского, Максима Грека; книги древнерусских светских писателей: князя Андрея Курбского, князя Константина Острожского; книги исторические — «гистории разные» — Летописец Еремия, книга Матея Стрыйковского. В состав библиотеки входили не только богослужебные, богословские и полемические книги, но и книги учебные, среди которых были представлены грамматики, риторики, логика, «Диалектика» Иоанна Дамаскина, «Великая наука» Раймунда Луллия, были здесь сочинения Аристотеля и даже французских просветителей Вольтера и Ж-Ж. Руссо.

Выговское поморское общежительство ставило перед собой серьёзные культурные задачи. Например, создание единой системы образования. На Выгу обычно выделяют два вида учебных заведений: школы грамоты для мальчиков и девочек (в которых обучались не только дети старообрядцев, но и «внешние») и своего рода «семинарию», подготавливавшую старообрядческих наставников, певцов, иконописцев и начетчиков-апологетов. Со временем появляется даже идея создания старообрядческой академии. Так, в 1787 году выговский киновиарх Андрей Борисов писал наставнику московской Монинской моленной: «А мне любо, что наши московския заселят места здесь, и академию разведем; лишь завести, а то наедут, и детей городских обучать станем разным наукам»^[68].

Известно, что с выговскими книжниками общался Михаил Васильевич Ломоносов в свои молодые годы. В первой академической биографии великого помора есть такие слова: «На тринадцатом году младой его разум уловлен был раскольниками так называемого толка беспоповщины, держался оного два года, но скоро познал, что заблуждает». В большинстве последующих биографий сведения о старообрядческих корнях Ломоносова стыдливо замалчиваются. Однако данные о том, что он отошёл от старообрядчества, документально не подтверждаются. Наоборот, в исповедальной книге Кур-островского прихода за 1728 год есть запись, что Василий Дорофеевич Ломоносов и его жена Ирина явились к исповеди и причастию, а «сын их Михайло не сделал этого по нерадению». Видимо, укрепился в «расколе» ещё больше. Несмотря на то что отец Ломоносова старовером не был, но он, как и большинство поморов, сочувствовал им. Вторая жена отца, Федора Михайловна Узкая (ум. 1724), относилась к Михайле как к родному сыну, и, вероятно, она и ввела его в старообрядческую среду. После её смерти и новой женитьбы отца, болезненно принятой Михайлой, его сближение со староверами продолжилось. Есть много версий о том, кто научил Ломоносова азбуке. Читать и писать могли обучить многие, но сделать его подлинно грамотным человеком — только профессионалы. Такие хорошо подготовленные наставники, знающие церковнославянский язык, риторику, стихосложение, иконопись и умеющие этому обучить, были тогда только у старообрядцев.