Читать книгу - "История Древнего мира. От истоков цивилизации до падения Рима - Сьюзен Уайс Бауэр"

Сражающиеся города Шумера и Элама

В шумерском царском списке недостает нескольких имен, а поскольку он старается перечислять правивших одновременно царей различных городов так, как будто они следовали один за другим, нелегко выстроить точную хронологию. Мы точно знаем, что когда-то, после того, как сын Гильгамеша унаследовал царство отца, город Урук был завоеван Уром, а затем Ур был «побежден в сражении и правление им перешло к Авану». Это вроде бы говорит о мощном вторжении эламитов – и действительно, цари Киша следующей династии имели эламитские имена.

Не все шумерские города подпали под правление эламитов. Как-то после вторжения эламитов шумерский царь города Адаб, расположенного почти точно в центре Месопотамской равнины, собрал вокруг себя своих людей и бросил вызов эламитскому доминированию.

Этот царь, Лугуланнемунду, правил около 2500 года до н. э. Чтобы избавиться от эламитов, он сразился с огромной коалицией из тринадцати главных эламитских городов. Согласно его собственной надписи, он победил; он называет себя «царем четырех четвертей» (иными словами, всего мира) и заявляет, что «заставил все иностранные земли платить ему постоянную дань [и] принес мир народам… [он] восстановил Шумер».¹

Если он действительно совершил эти завоевания, то на какое-то время собрал вместе намного большую империю, чем владения Гильгамеша. Но деяния Лугуланнемунду, которые могли спасти Шумер от эламитов и сохранить его существование в виде независимой культуры еще на какое-то время, не произвели впечатления на его современников. В связи с этой победой не появилось эпических поэм и царствие его продлилось не дольше, чем царствие Гильгамеша. Следующее письменно зафиксированное происшествие на шумерской равнине – пограничный спор между городами Лагаш и Умма. Эта утомительная и банальная ссора по поводу непримечательного куска земли привела в конце концов к гибели шумерской цивилизации.

Рассказ о начале спора был записан два или три поколения спустя после правления Лугуланнемунду, когда его царство уже распалось. Шумерские цари держались у власти силой оружия и своей харизмы. В их царствах не было чиновников, чтобы поддерживать порядок. Когда корона переходила от динамичного воина к менее талантливому сыну, царства неизбежно разваливались.

Царство Лугуланнемунду распалось так быстро, что его родной город Адаб вообще перестал быть значимым на шумерской сцене. Пока Лагаш и Умма ссорились, другой царь – владыка Киша, который снова поднялся до выдающегося положения – вмешался в игру. Два города, лежавшие примерно в пятидесяти милях друг от друга, начали претендовать на земли друг друга. Тогда царь Киша Месилим вторгся в их владения и объявил, что Сатаран^[55], шумерский бог-судья, указал ему верную границу владений обоих городов, чтобы они ее соблюдали. Он установил стелу (камень с надписью), чтобы отметить линию раздела: «Месилим, царь Киша, – сообщает памятная надпись о событии, – замерил согласно указанию Сатарана».¹ Оба города, очевидно, согласились с таким решением: заявление, что бог говорил непосредственно с вами, тогда было так же трудно опровергнуть, как и сейчас.

Однако согласие долго не продлилось. После смерти Месилима новый царь Уммы свалил стелу и аннексировал спорную землю (это предполагает, что временный мир поддерживался скорее страхом перед Месилимом, чем уважением к богу Сатарану). Город Умма владел этой землей в течение двух поколений; затем воинственный царь Лагаша по имени Эаннатум забрал ее назад.

Мы знаем об Эаннатуме больше, чем о многих других шумерских царях, потому что он более всех был склонен оставлять надписи и памятники. Он оставил после себя один из самых известных монументов Шумера – Стелу Грифов. На этой каменной плите ряд сцен изображает победу Эаннатума над городом Умма. Ряд за рядом по телам мертвых маршируют солдаты Эаннатума – в шлемах, вооруженные щитами и копьями. Грифы налетают на валяющиеся трупы и улетают с их головами. «Он разбросал кучи их тел по равнинам, – подтверждает надпись, – и они падали ниц, они молили даровать им жизнь».³

Стела Грифов демонстрирует разбушевавшуюся войну. Люди Эаннатума вооружены не только копьями, но также боевыми топорами и серповидными мечами. При этом все они оснащены одинаково – ясно, что уже возникла концепция организованной армии (в противоположность кучкам независимых воинов); солдаты маршируют плотными фалангами, которые позднее докажут свою непобедимость в тех странах, что встретятся на пути Александра Великого; сам Эаннатум изображен едущим в боевой колеснице, которую тянут животные, похожие на мулов.^[56]

Эаннатум использовал эту хорошо организованную армию для борьбы не только с Уммой, но практически со всеми городами на шумерской равнине. Он сражался с Кишем; он сражался с городом Мари; попутно он сражался с вторгавшимися эламитами. Проведя всю жизнь в битвах, в одном из сражений он, очевидно, и был убит. Вместо него на трон воссел его брат.

Следующие три или четыре поколения Лагаш и Умма сражались за точное положение своей пограничной линии, эти кровопролитные междоусобные войны время от времени прерывались случайными набегами вторгавшихся извне эламитов. Следующий царь Уммы сжег и стелу Месилима, и гордую Стелу Грифов; это было бессмысленным действием, так как обе стелы были каменными, и могло лишь облегчить его чувства. Брат Эаннатума передал трон Лагаша своему сыну, которого уже затем сверг узурпатор.⁴

Спустя примерно сотню лет после начала конфликта он все еще продолжался. Лагашем теперь правил царь по имени Урукагина. Этот Джимми Картер древнего Среднего Востока был первым шумерским царем с социальным сознанием. Но эта великая заслуга была также и его слабостью.

Война с Уммой была не единственной проблемой Лагаша. Серия надписей времени правления Урукагины описывает состояние, в котором находился теперь город. Им правили коррумпированные жрецы и богатеи, а слабые и бедные жили в голоде и страхе. Храмовая земля, которая, как предполагалось, должна была использоваться на благо всего населения Лагаша, была разобрана беспринципными жрецами на собственные нужды, как и национальные лесные угодья, захваченные жадными чиновниками. Простые горожане вынуждены были побираться, а ремесленники не могли получить денег за свою работу и рылись на помойках в поисках куска пищи. Чиновники требовали оплаты за все – от права остричь белую овцу до права на погребение мертвых. Если вы хотели похоронить отца, вам нужно было отдать могильщику семь кувшинов пива и 420 буханок хлеба. Налоговое бремя стало таким невыносимым, что родители были вынуждены продавать детей в рабство, чтобы выплатить свои долги.⁵ «От границ до самого моря сборщик налогов повсюду», – жалуется одна из надписей, выражая разочарование, звучащее весьма современно.⁶