Читать книгу - "Афган - Родрик Брейтвейт"

Жена Тараки была заключена в Пули-Чархи, в отдельном маленьком здании, окруженном стеной с колючей проволокой. Теперь ее место заняли женщины из семьи Амина (мужчины были перебиты). Старшей дочери Амина, раненной во время штурма дворца, сделали операцию и отправили с грудным ребенком в тюрьму. Наджибулла освободил женщин спустя двенадцать лет, через два года после официального окончания советской войны в Афганистане, когда его режиму уже приходил конец.

Масса советских граждан, проживавших в Кабуле, конечно, не имела ни малейшего представления о том, что происходит. Не предупредили даже нового посла Фикрята Табеева. Взрыв узла связи и отключение света в посольстве застали его врасплох. Его жена пришла в бешенство из-за того, что мужа оставили в неведении — и во тьме. Табеев позвонил генералу Вадиму Кирпиченко, чтобы прояснить ситуацию. Тот ответил, что у него нет возможности беседовать и что он подробно доложит обо всем утром.

Андрей Грешнов, военный переводчик 4~й афганской танковой бригады, срубил маленькую пихту, поставил ее в своей квартире в новом микрорайоне и украсил к Новому году елочными игрушками, которые раздобыл в посольстве. На стене написали «С Новым, 1980-м». Когда Грешнов вернулся в эту квартиру девять лет спустя, надпись все еще была там. Несколько дней подряд он слышал далекий шум взлетающих и садящихся в Баграме самолетов. Как и остальные, он полагал, что самолеты перебрасывают полк, обещанный Амину советскими властями. На самом деле они доставили не полк, а целую 103-ю гвардейскую воздушно-десантную дивизию, а также оставшихся бойцов 345»го гвардейского отдельного парашютно-десантного полка.

Вечером 27 декабря после работы Грешнов взял бутылку «Аиста» и отправился к своему другу, азербайджанцу Мамеду Алиеву, в старый микрорайон. У Алиева был японский телевизор со встроенным радиоприемником, выменянный в городе на бесхозный пистолет. Они включили радио. В эфире происходило что-то странное. Работали сразу несколько станций, называвших себя «Радио Кабула». Дикторы одной на пушту осуждали врагов Амина и революции, другой, вещавшей на языке дари, еле слышно из-за помех объясняли, что власть переходит «к здоровым силам партии».

Грешнов с Алиевым жарили картошку и спорили, сколько класть соли, и тут началась стрельба. На улице стало светло, как днем. Они выскочили на балкон и тут же спрятались: вокруг свистели трассирующие пули. Загрохотали танки.

Грешнов отправился домой — военные советники, должно быть, искали его. Но как только он выскользнул во двор, его схватила в охапку огромная фигура в темной «аляске» и с коротким иностранным автоматом. Грешнов забормотал на дари, что идет на работу, помогать защищать режим от предателей и контрреволюционеров. «Работа отменяется на сегодня, парень, — тихо ответили ему на чистейшем русском. — Скажи спасибо, что мама родила тебя белобрысым, а то бы шлепнули тебя ни за что. Вали-ка обратно, откуда пришел». Грешнов начал барабанить в дверь Алиева, но тот долго не открывал, боясь, что его примут за афганца и застрелят. Они провели ночь, наблюдая, как военных и гражданских сгоняют и уводят и как советские бронемашины грохочут по улицам. По всему городу отдавалась эхом стрельба.

Рано утром Грешнов вернулся к себе. На месте клумбы рядом с домом стояло противотанковое орудие со стволом, наведенным на здание, где он работал. Жены некоторых советников из СССР раздавали советским солдатам домашнюю еду. На улице Грешнов встретил Латифа, водителя из 4-й афганской танковой бригады, который сказал ему: «Наши танки подбиты у телевидения из гранатометов. Все ребята погибли». Грешнов хотел спросить: «Кто?» Но понял, что вопрос глупый: конечно, советские. Он грубо выругался и не сразу осознал, на чьей он стороне: когда Латиф сказал ему, что один афганский танк успел подбить советскую БМД, прежде чем был уничтожен, Грешнов на миг обрадовался.

Александр Сухопаров работал советником при НДПА с августа 1979 года. Той ночью он тоже не мог понять, что происходит, так что пришлось слушать новости Би-би-си и других иностранных станций. Утром 28 декабря советские десантники прибыли защищать гостиницу, где он остановился. Они были сильно взволнованы, но тоже не представляли толком, что случилось и почему они здесь. Они расспрашивали Сухопарова об афганских обычаях, о плане города, о том, как люди относятся к их появлению. Стоял холодный солнечный день, и люди бродили по улицам, поздравляя друг друга со свержением Амина. «Наших солдат тепло приветствовали, — писал потом Сухопаров, — дарили им цветы и конфеты, называли друзьями и освободителями».

Комсомольский работник Николай Захаров приехал в Афганистан в мае 1979 года, чтобы помочь создать местную молодежную организацию. Двадцать пятого декабря он оказался в аэропорту и видел, как из транспортного самолета выгружают военные машины, а рядом строятся солдаты.

— Наши, Николай Игоревич! — приглядевшись, воскликнул его переводчик Абрамов.

— Ты с ума сошел! — отмахнулся Захаров. — Откуда им здесь взяться?

— Ей-богу, наши! Смотрите: красные звезды на ушанках. В тот день они так ничего и не поняли.

Три дня спустя Захаров записал в дневнике: «Вчера вечером, 27 декабря, примерно в 18.30, началась стрельба из автоматов и орудий, которая нарастала и к 19-3° достигла максимума. Звуки стрельбы доносились со стороны аэропорта, Дома народа, временами совсем близко от микрорайона. Перестрелка длилась примерно до 20.30-21.00». И перечислил официальные мотивы свержения Амина.

* * *

Это была поразительно дерзкая, успешная и, учитывая все обстоятельства, недорогая операция. Двадцать девять советских солдат погибли в бою, сорок четыре — в результате несчастных случаев (в том числе десантники в самолете, врезавшемся в гору), семьдесят четыре получили ранения. Противник, конечно, потерял гораздо больше — около трехсот солдат убитыми. Жертв среди мирного населения не было, поскольку авиация не применялась. Десять лет спустя, в декабре 1989 года, американцы вторглись в Панаму, чтобы свергнуть генерала Норьегу. Потери военных с обеих сторон были сопоставимы с потерями в Кабуле. Но поскольку американцы задействовали авиацию, мирное население тоже пострадало, хотя число жертв до сих пор вызывает споры^[24].

Операция в Кабуле казалась успешной и с политической точки зрения. Деспота устранили, и его место занял приемлемый для СССР политик. Дмитрия Рюрикова и его коллег из советского посольства отправили провести опрос среди местного населения. Все доложили, что их афганские знакомые довольны устранением Амина. Хотя некоторые прибавляли: «Мы рады вас видеть. Но очень советуем вам уходить скорее». Продвигаясь по Афганистану, советские солдаты слышали примерно то же: их встречали радушно, иногда даже цветами, но напоминали, что еще приятнее будет, если они поскорее покинут страну.