Читать книгу - "Кардинал Ришелье и становление Франции - Энтони Леви"

«Осмеливаюсь просить Ваше Преподобие о разрешении разделить с ним радость по поводу счастливого осуществления брака, предназначенного Господом ко благу Его церкви и к преумножению Его славы… Христианнейший^[99] из королей с честью провел тот день, когда с глубочайшим почтением и возвышенным чувством, которые может даровать только Господь, выполнил свой долг по отношению к королеве… Их величества долго молились на коленях перед ложем, прежде чем лечь в постель. Несколько других примет явно свидетельствовали о Божьей благосклонности. На утро после первой ночи король поклялся королеве быть верным ей и не любить никакую иную женщину».

Испанцев, похоже, не впечатлила устроенная Марией Медичи около четырех лет назад демонстрация испачканных простыней. Начиная с этого момента Эруар отмечает в своем дневнике «знаменательные даты», когда король посещает королеву или когда она приходит к нему. Эти таинственные знаки и цифры воспринимают как указания на то, вступали ли — а если да, то как часто, — король и королева в интимные отношения. Даже те историки, которые, возможно опрометчиво, именно так истолковывают их смысл, признают, что супружеские отношения между Людовиком и Анной стали крайне редкими к 1622 г. и полностью прервались к 1626 г. Эруар умер в 1628 г., но свидетельства дневника иссякли еще раньше. С 1622 г. записи становятся отрывочными и краткими, с пропуском дней, но тем не менее дневник остается уникальным документом, в котором не содержится никаких явных признаков приукрашивания событий.

Можно только сказать, что частная информация Эруара о том, что происходило между королем и королевой, когда они, как известно, были вместе, могла быть сообщена только кем-то из них двоих. Всему, что, как передают, было рассказано няньками и служанками, остававшимися с этой парой в занавешенной спальне, можно верить не больше, чем демонстрации простыней, устроенной Марией Медичи. Людовик отлично осознавал довлевшую над ним необходимость произвести наследника мужского пола, и никто не сомневался в готовности к этому Анны, по крайней мере в период с 1619 по 1622 г., когда 16 марта у нее случился выкидыш. Рассказы о том, как именно это случилось, разнятся, но, несомненно, Анна играла в какую-то подвижную игру, включавшую бег наперегонки, или даже прыжки, в Лувре с женой Люиня и одной из незаконных дочерей Генриха IV и очень неудачно упала. Поскольку она знала, что беременна и насколько важно ей благополучно пережить этот срок, она, в лучшем случае, была чудовищно беспечной.

Историки, что не удивительно, испытывали на себе некоторое давление всеобщего согласия в интерпретации фактов, призванной укрепить правдоподобность того, что именно Людовик был отцом рожденных Анной в 1638 и 1640 гг. сыновей, из которых старший впоследствии правил под именем Людовика XIV. Временами критическое отношение к этому вопросу все-таки проявлялось, и в последнее время оно снова стало заметным. Тот аргумент, что Людовик XIV не мог иметь иного отца кроме Людовика XIII, и потому не имел, становится весьма неубедительным. Нелишне будет также вернуться к вопросу о том, не был ли кто-либо иной кроме Людовика XIII ответствен за беременности Анны Австрийской, которые закончились выкидышами в 1622 и 1626 гг. Некоторые историки упоминают о множестве выкидышей, черпая свои сведения по большей части из дворцовых сплетен, собранных мемуаристами, но твердых свидетельств о других случаях, кроме этих двух, нет. Главная трудность заключается в том, что большинство свидетельств, которые можно найти в хрониках и мемуарах, выглядят как попытки представить в положительном свете или скрыть нечто, чтобы сохранить веру в отцовство Людовика XIII.

Ришелье, подозреваемый некоторыми историками в том, что в разное время он был влюблен то в Марию Медичи, то в Анну, как и следовало предполагать, не оставил ничего, что могло бы свидетельствовать о подобных чувствах. Практически невероятно, чтобы его отношения с каждой из них доходили до каких-либо непристойных действий, которые могли бы стать помехой исполнению священнического обета.^[100] Гораздо важнее то, как много ему было известно о личной жизни и даже о чувствах обеих — королевы-матери и королевы, — даже когда он уже не был близок ни к той, ни к другой, и как он использовал те знания, которыми обладал.

Отношения между Людовиком и его первым фаворитом — Люинем — становились все теснее и уже в конце 1614 г. начали вызывать беспокойство у его матери и Кончини. Именно Люинь убедил Людовика взять на себя королевские полномочия, которые он впервые использовал для того, чтобы удалить Кончини, а затем — чтобы применить военную силу против Нормандии.