Читать книгу - "Три влечения Клавдии Шульженко - Глеб Скороходов"

Вот запись «Из дневников военных лет» В. Инбер, сделанная в августе 1943 года: «…Попали в самый центр обстрела на Литейном. Снаряды ложились слева и справа. Я снова увидела дымные столбы от основания до вершины. Но они не черные, как у нас на огороде, а желтые и красные, в зависимости от того, из камня или кирпича был дом, куда они падали. Страшный грохот сотрясал улицу…»

Нередко из-за обстрелов концерты ансамбля приходилось прерывать и приглашать зрителей и артистов в траншеи и подвалы. Случалось, что представление, начавшееся по военному графику в 17 часов, из-за вынужденного антракта заканчивалось в 21–22 часа. Иной раз обстрел задерживал открытие занавеса до сигнала отбоя. Но при любых обстоятельствах, как свидетельствуют документы, «работники ансамбля всегда являлись на эти концерты».

* * *

Когда в конце 1943 года Ленинградский фронтовой джаз-ансамбль отправился с программой «Города-герои» в гастрольную поездку по стране, за семь месяцев он выступил перед жителями десятка городов. В порядке «шефства» Шульженко пела в воинских частях и госпиталях, почти в каждом городе давались концерты, весь сбор от которых шел в пользу семей, пострадавших от вражеского нашествия.

Я обожаю рыться в архивах, отыскивая документы, что писались по горячим следам, а не много лет спустя в угоду современности. В листах, не обязательно пожелтевших, сохраняются детали, которые, на мой взгляд, говорят о прошлом больше, чем глубокомысленные рассуждения. Ведь, как сказал кто-то из великих: «Без общего я могу обойтись, без деталей – никогда!»

Вот пример, кстати. Это официальный отчет «О деятельности Фронтового джаз-ансамбля в 1944 году». Подписан он директором коллектива Исааком Михайловичем Руммелем, работавшим с ним с довоенных лет.

Гастрольный график посланных на «откорм» артистов был более чем напряженным. 18 января закончили выступления в Ташкенте, а 23-го уже начали в Алма-Ате, в Оперном театре. Седьмого февраля переехали во Фрунзе, где гастролировали 10 дней, затем без перерыва – две недели в Ашхабаде и снова в Ташкенте. На этом период «откормки» закончился. Шесть дней тащились в поезде до Москвы, приехали 12 апреля и тут-то наконец получили двухнедельный отпуск, но уже с 27 апреля начали выступать в Центральном доме Красной Армии.

Вот еще интересная деталь: 1 февраля зачислили на должность «пианиста-концертмейстера композитора товарища Строка О.Д.». Это случилось в Алма-Ате.

Клавдия Ивановна рассказывала: «Когда к нам за кулисы пришел человек в потертой одежде, с бахромой на рукавах, худой и как нельзя бледный, мы решили: «Кто-то из блокадников, никак не приходящий в себя». Но человек представился: «Я – Оскар Строк. Мыкаюсь без работы».

Боже, тот самый композитор, танго которого «Черные глаза» я слушала еще в юности, песни которого пел запрещенный Петр Лещенко, чьи подпольные пластинки украшали не одну вечеринку! Заполучить живого Строка казалось невероятным – ну, как встретить инопланетянина.

Оскар Давыдович тут же получил обильный паек, рабочую карточку и приступил к своим обязанностям. Делал для оркестра инструментовки, написал несколько фокстротов, а для меня сочинил замечательное танго «Былое увлеченье».

К сожалению, когда мы из Средней Азии вернулись в Москву, он уволился. Очевидно, наше продолжавшееся кочевье – из Иванова в Вологду, из Вологды в Ленинград – было ему не по душе».

Зрители восторженно принимали Шульженко. И пресса не отставала от них. «Работа во фронтовых условиях, тесное общение с фронтовиками помогли отшлифовать свое мастерство, найти новую строгую исполнительскую манеру, – писала газета «Заря Востока». – Популярную на флоте прекрасную песню В. Соловьева-Седого «Вечер на рейде» К. Шульженко исполняет с той большой сердечностью и простотой, которая не может не тронуть слушателя. Шульженко поет эту песню так, как поют ее наши моряки – от души… Строгость музыкального вкуса, забота о подлинной простоте и сердечности исполнения выгодно выделяют Шульженко среди многих исполнительниц жанровых песен».

В поездке Шульженко начала репетировать новые песни, написанные В. Соловьевым-Седым.

Композитор, побывав на представлении «Городов-героев», зашел к Клавдии Ивановне за кулисы, поблагодарил ее за «Вечер на рейде» и пригласил, когда она сможет, посетить его.

– Мы ведь с вами соседи. Я живу в той же гостинице, где и вы, – «Москве», только двумя этажами выше.

«Мы пришли к нему чуть ли не на следующий день, – рассказала Шульженко. – Василий Павлович угостил нас, мы выпили «за успех», а когда он сел к роялю, я не удержалась и спросила, отчего у него перебинтованы пальцы обеих рук.

– Вы уж извините меня, если буду «мазать», – сказал он. – Руки я обморозил на фронтовых концертах. Вроде бы и немного, а вот забинтовали, как раненого.

Он сыграл нам несколько песен, одну лучше другой. Это были «Ягода», «Не тревожь ты себя» и «Россия». Появление двух первых объяснил так:

– Настроения сейчас меняются. Люди верят: победа не за горами. Надо же дать им возможность и улыбнуться, и представить время, когда солдаты приедут домой. Вон Витя Гусев уже настрочил сценарий «В шесть часов вечера после войны». Комедийный, заметьте.

Все три песни, что дал Василий Павлович, я довольно быстро приготовила».

Шуточная «Ягода» по форме была традиционной, напоминавшей довоенные подвижно-бодрые фокстроты типа «Андрюши». «Игровой» текст (стихи Н. Винникова) позволял актрисе изобразить задорную девушку, ждущую возвращения любимого в фронта.

Этими же настроениями была проникнута и другая песня – «Не тревожь ты себя, не тревожь».

Шульженко уловила особенность стихотворения Исаковского – соединение серьезного разговора о любви с шуткой. Осуществить подобный синтез было нелегко. В музыке Соловьева-Седого, доходчивой и легко запоминающейся, подчеркивалась лишь одна сторона текста: сдержанная страстность неторопливого монолога героини.

Благодаря мастерству певицы, сумевшей интонационно передать иронию и юмор, песня стала одной из лучших в ее репертуаре. Критик А. Сохор справедливо заметил: «Своими достоинствами и даже некоторыми недостатками песня «Не тревожь ты себя» заставляет вспомнить русские бытовые романсы первой половины девятнадцатого века, с которыми ее роднят также и отдельные интонации (можно, например, заметить связь между первой фразой и началом романса Гурилева «На заре туманной юности»), и вальсовый ритм… Соловьев-Седой выступает здесь в качестве продолжателя традиций одного из самых популярных и жизненных жанров русской музыки».

Трудности, с которыми столкнулась исполнительница в новой песне В. Соловьева-Седого «Россия» (стихи В. Дыховичного), были иного рода.

Репетируя песню в ансамбле, Шульженко почувствовала несоответствие джазового аккомпанемента характеру произведения. Строгий, почти эпический рассказ о «матушке-России», ее косых дождях не ложился на ритмическую канву, вступал в противоречие со звучанием оркестра. Разученная с пианистом песня после перенесения в джаз заметно проигрывала. Тогда и пришла Шульженко мысль исполнить «Россию» в сопровождении только фортепиано. Но товарищи настояли на отказе от эксперимента: «Петь под рояль! Это не консерватория, а эстрада! Да и что в таком случае делать оркестру – сидеть сложа руки?» И исполнение этой песни пришлось отложить. На время.