Читать книгу - "Влюбленный Шекспир - Энтони Берджесс"

— Вот оно как бывает; один выходец из Стратфорда написал книгу, а другой ее печатает, — сказал Дик Филд. Он все еще говорил с сильным уорвикширским акцентом.

Филд стоял посреди своей мастерской: серьезного вида толстяк в рабочем фартуке, одна щека испачкана в типографской краске. У печатного станка суетился подмастерье, негромко насвистывая мелодию, за столом в углу сидел мальчишка, осваивающий азы переплетного дела. Работа у Филда шла хорошо: после смерти своего хозяина, француза Ватролье, Дик женился на его вдове и сам стал хозяином мастерской. К нему пришел заслуженный успех, ведь к тому времени Филд стал искусным мастером-печатником. Взять хотя бы перевод «Неистового Орландо» (кажется, работа Харрингтона?) — книга получилась просто загляденье. И даже если не принимать во внимание то, что они с Филдом были земляками, Уильям правильно сделал, что принес к нему свою, поэму. Теперь он с благоговением взял готовый том из рук Филда, и его вдруг охватило смешанное чувство гордости и стыда. Ему было странно и страшно, он вдохнул запах свежей типографской краски и бумаги, и у него закружилась голова. Книга, его книга… Теперь уже в этом не было никакого сомнения: текст, набранный в типографии, выглядел совершенно иначе, чем теплые, потрепанные, перечеркнутые, испещренные поправками, любимые и ненавистные рукописные листы, где каждая строка была неповторима (ведь почерк у каждого человека свой. Вот титульный лист — «Венера и Адонис», а ниже: «Его милости достопочтенному Генри Ризли, графу Саут-гемптону и барону Тичфилду…» Теперь все мосты были сожжены. Книга должна зажить своей собственной жизнью в безразличном и безликом мире, которому нет никакого дела до неизвестного автора. В мире, где никому не делается поблажек и снисхождения, где нет посредников в лице актеров, которые могли бы своей талантливой игрой сгладить возможные погрешности и Шероховатости. Теперь Уильям оставался один на один с читателем. С одним-единственным читателем…

— Да, — согласился он. — Стратфордский поэт и Стратфордский печатник. Мы еще покажем Лондону, на что способен Стратфорд.

Фидд откашлялся.

— Говорят, ты навсегда уехал из Стратфорда. Я слышал эти сплетни на похоронах моего отца. Твой отец помогал оценивать имущество и сказал, что ты обещал два раза в год приезжать домой.

— Человек должен работать там, где есть работа. У меня слишком мало времени, чтобы тратить его на постоянные разъезды. Я работаю и посылаю деньги домой.

— Да, и об этом я тоже слышал. — Он снова кашлянул. — А ты не думал о том, чтобы купить дом здесь, в Лондоне?

— Если я и соберусь покупать дом, — твердо сказал Уильям, — то только в Стратфорде. Лондон для работы. А дома у меня будет достаточно времени, чтобы посидеть у камина и рассказать детям сказку. — Уильям ответил довольно резко.

— Извини, — стушевался Филд. — Конечно, это меня не касается. Что ж, желаю тебе процветания и всяческих благ. И успеха твоей книге.

— Эта книга и твоя тоже, — улыбнулся Уильяме. — Даже если не обращать внимания на содержание. Книга сама по себе получилась замечательная.

Итак, книга была издана и зажила собственной жизнью. Она вызвала самые восторженные отклики у юных щеголей. Она оказалась в моде — довольно откровенная по содержанию, но тем не менее не опускающаяся до пошлости: романтические стихи, изящный слог. Уильям сидел в таверне в компании ворчливого Хенсло; у себя за спиной он слышал взволнованное перешептывание: »…Вот он, это же милейший мастер Шекспир… Какие причудливые образы, какая простота, какая изысканность!..» И все это время он надеялся услышать мнение одного-единственного читателя. Книга вышла 18 апреля; наступил май, но никаких известий Уилл так и не получил. Аллен сказал:

— Больше ждать не имеет смысла.

— Ждать? Чего?

— Тихо, спокойно. Ты совершенно забросил работу. Кстати, когда будет закончен «Ричард»?

— Какой Ричард? Ах да, «Ричард»… «Ричард» может и подождать.

— Но зато мы не можем. «Роза» в этом году так и не откроется. У нас есть разрешение Тайного совета давать представления за городом. Главное — чтобы не приближаться к Лондону ближе чем на семь миль. Это чтобы мы не потеряли форму до будущей зимы, когда нам предстоит выступать перед королевой. — И затем развязно добавил: — Да уж, старина, мы все-таки не какие-нибудь дешевые лицедеи, а слуги ее величества. Положение обязывает. — А потом продолжал уже своим обычным голосом: — Вообще-то, компания подобралась большая — Уилл Кемп, Джордж Брайан, его тщедушное святейшество Том Поп и Джек Хеминг. Багаж у нас не большой, много вещей брать не будем. Ну как, едешь с нами?

— Нет, мне нужно остаться здесь.

— Что ж, тогда давай хоть устроим напоследок прощальную пирушку и хорошенько напьемся.

Гость пришел к Уильяму не в самый удачный день, когда по городу поползли тревожные слухи. Эта новость шумно обсуждалась столичными сочинителями памфлетов и драматургами: Тайный совет начал борьбу с ересью, особые люди, так называемые комиссионеры, делают обыски в домах людей, занимающихся сочинительством, ищут какие-то бумаги, подстрекающие к мятежу. В жилище Томаса Кида (а разве он сам по себе не был совершенством, разве не его перу принадлежала «Испанская трагедия»?) были обнаружены крамольные записи, в которых опровергалась божественность Иисуса Христа. Насмерть перепуганный Кид сказал, что это написал Марло. Так что Марло был обречен, и та же участь могла постигнуть любого из пишущей братии. Лучше уж сжечь все, пока не поздно: все заметки, письма, черновики. При желании все можно извратить до неузнаваемости, объявить ересью и призывом к измене. Кид уже находился в Брайдуэлле; судя по слухам, его подвергли нечеловеческим пыткам, и у него было уже сломано шесть пальцев. И вот домой к Уильяму пришел человек в черном. Поначалу Уильям не узнал его и приготовился к тому, что его сейчас начнут допрашивать (хотя какая такая ересь могла скрываться за строками «Венеры и Адониса»?). Но потом он все же вспомнил памятный январский день и господскую ложу в «Розе»… Это был тот самый человек, что так серьезно и холодно глядел тогда на Уильяма, — Флорио, тщедушный итальянец, переводчик Монтеня. Он спросил:

— Можно мне присесть здесь?

— У меня есть немного вина. Так что если желаете…

От вина Флорио решительно отказался.

— Я прочитал вашу книгу раньше него, — признался он. — На мой вкус слишком слащаво, похоже на приторно-сладкое вино, — Он с неудовольствием поглядел на стоящую на столе бутыль. — Сначала он ни в какую не хотел ее читать. Но потом приехал милорд Эссекс и начал громко восторт гаться ее достоинствами, повторяя, что вы своей поэмой прославили его, а не себя. Милорд Эссекс может подвигнуть его на все, что угодно. Так что теперь он наконец прочитал ее. — Флорио замолчал, оставаясь неподвижно сидеть в полумраке комнаты.

— И что… — Уильям судорожно сглотнул, — что он сказал?

— О, он в восторге, — нерадостно вздохнул Флорио. — И срочно послал меня за вами. Точнее, я сам вызвался поехать к вам; он хотел просто отправить за вами свою карету и посыльного с письмом. Я предложил ему свое посредничество, потому что хотел с вами поговорить.