Читать книгу - "Лорд Галифакс: Святой Лис - Моргана Девлин"

Когда 3 февраля 1928 г. британская делегация ступила на землю подвластной ей колонии, их встретили не только криками гнева и улюлюканием, но еще и самостоятельно изготовленными плакатами: «САЙМОН, ВОН ИЗ ИНДИИ». Некоторая благожелательность комиссии поначалу была продемонстрирована несколькими членами индийской политической элиты, но вскоре и она улетучилась. Понимая, что работать при таких исходных данных просто невозможно, Джон Саймон предложил вице-королю выпустить заявление, в котором можно было бы обратиться к индийской общественности и пообещать ей полное сотрудничество в будущей работе. Ирвин не видел в этом необходимости и считал, что такое заявление эффекта иметь не будет. Как писал он Биркенхеду: «Индийским политикам, даже в большей степени, чем я предполагал, недостает моральной храбрости. Я еще не встретил ни одного человека, который готов был бы встать против шума его друзей или газет. Они просто слабые. <…> И пока они не приобретут качества, в которых в настоящее время испытывают недостаток, я не вижу, как эффективно они могут оберегать чувство собственного достоинства, к которому столь ревнивы»²¹⁴.

Саймон решил не оставлять попытки договориться с индийской стороной перед началом работы комиссии, чтобы после избежать проблем. Он внес предложение, которое также было одобрено и Ирвином, и Биркенхедом, о создании т. н. Совместной свободной конференции. Эта конференция, приглашения на которую получили бы представители Индии, могла бы исследовать выводы комиссии наряду с британскими участниками. Однако и такую инициативу индийские политические круги не приняли. На заседании Парламента было объявлено о том, что любая деятельность комиссии Саймона будет неприемлема для Индии. Бойкот продолжался.

Ирвин пришел к выводу, что бороться с таким положением вещей бесполезно. Биркенхеду он писал: «Причины бойкота, конечно, различны; некоторые ожидают, что правительство или лейбористская партия изменят их политику по вопросу; другие любопытно убеждены, что все в Англии уже составили мнения о том, что у Индии просто не может быть никакого прогресса. <…> Я совершенно уверен, что правильный курс теперь, когда и Вы в Англии, и мы с Саймоном здесь ясно заявили, что комиссия должна продолжить свою работу, что их нужно оставить одних и просто позволить делу начаться, как можно меньше об этом говоря. Я думаю, все это действительно очень похоже на отказ ребенка есть ужин. Наступает момент, когда ни мольбы, ни упреки больше не работают, если все проигнорировано, то его ужин просто отдают коту»²¹⁵.

Вице-король, знающий политическую обстановку и в Индии, и на своей родине, справедливо предполагал, что даже бойкот комиссии ненадолго сплотит индийских политиков. Слишком сильны были их противоречия, слишком легко они поддавались провокациям. Оставалось только ждать, когда внутренний раскол вновь выйдет на передний план и страсти улягутся. Расчет был верен. Подлил масла в огонь и лорд Биркенхед, который предложил индийцам объединить свои усилия и создать проект собственной конституции, при этом подчеркивая, что вряд ли это получится, так как Индия просто не готова к самостоятельности.

Эта ставка сработала: пока индийцы тщетно пытались объединиться, скандаля и находя новые поводы для бойкота уже друг друга, комиссия Саймона начала работу, объем которой внушал ужас. Как вспоминал сам Джон Саймон: «Самая огромная кипа бумаг, какую я когда-либо видел в своей профессиональной жизни, приглашала меня консультировать индийских князей по вопросам их лучшей линии поведения. Некоторые индийские штаты, а всего их было более 500, были сопоставимы в размере и важности; другие были намного меньше; и наконец, были еще и поместья в несколько акров, принадлежавшие или мелким вождям, или еще кому-то, кто точно не будет исполнять подведомственных полномочий. Один из штатов, Хайдарабада, почти столь же большой, как Великобритания; другой, Май– сур, еще огромнее, чем Эйре, а население его вдвое больше. Отношения к верховной власти этих индийских штатов, рассеянных на всем протяжении субконтинента, с границами, которые пересекают коммуникации и делают географический образец Индии как мозаики, чрезвычайно сложны и не имеют никакого аналога нигде в мире»²¹⁶.

В отличие от любящего охоту больше своей работы вице-короля или министра по делам Индии, пьющего запоями (отчего у него уже начинались серьезные проблемы в правительстве, так как его видели на улицах в пьяном виде), Джон Саймон был образцовым государственным служащим. Вместе со своей командой он стал прорабатывать один за одним индийские вопросы. Инспектировал различные области страны, сталкиваясь там с неприятием, которое никогда не встречал Ирвин. Беседовал с бесконечным количеством князей, относившихся к нему куда менее радушно, чем к вице-королю. Он был центральной мишенью всей этой истерии. Но так или иначе напряжение начинало спадать. Все шло точно по плану Ирвина: ребенок, отказавшийся от ужина (индийцы), был занят внутренними противоречиями по проектам конституции, а кот (комиссия Саймона) кое-как ужинал, точнее – тяжело работал.

К августу 1928 г. Неру-отцу удалось договориться с лидером либералов Сапрой, и они составили свой проект конституции. Согласно ему Индии должен был быть предоставлен статус полностью самоуправляющегося доминиона; не предполагался статус государственной религии; женщины уравнивались в правах с мужчинами и т. п. Предсказуемо этот проект не удовлетворил бóльшую часть индийских политиков. Неру-сын решительно выступил против, так как полагал, что Индия не должна быть никаким доминионом, а получить полную свободу. Выступил против Али Джинна, взявшись готовить свой проект конституции с мусульманских позиций. Начался очередной виток кризиса.

Промышленность была парализована длительными забастовками, во многих областях были разрушены железные дороги. На улицах не утихали беспорядки, провоцируемые то одной, то другой, то третьей стороной. Полицейские жестко реагировали на протесты, протестующие убивали полицейских, за что моментально получали смертные приговоры. Вице-король подписывал их без тени сомнения. Начинался период жесточайших репрессий, который будет самым кровавым в истории Индии ХХ в.

Подстрекал толпу в первую очередь Неру-сын. В декабре 1928 г. он от лица Индийского национального конгресса выпустил заявление, в котором было сказано, что если Индии к концу 1929 г.

не будет предоставлен статус доминиона, то его сторонники, а таких было немало, начнут акции гражданского неповиновения. Ирвин писал об этом так: «Этим действием он создал невозможную ситуацию, хотя, насколько я видел, не было никакой проблемы в принципе. Я не мог предвидеть, что существующее правительство в Англии или любое правительство, которое могло бы сменить его в результате выборов, будет готово разорвать королевский закон, назначающий комиссию, и игнорировать ее отчет. <…> Любое такое действие было бы полной идиотией и подрывом всего, что сделал (индийский. – М. Д.) Парламент»²¹⁷.