Читать книгу - "Жертвы дракона. На озере Лоч - Владимир Тан-Богораз"

После Гррамов они плыли шесть дней, останавливаясь только на ночные часы. Река стала широкая, как море. Берега сделались ниже. Вместо высоких Яров и обрывистых скал были пологие склоны. Леса стали иные. Липа и бук заменились осиной и ольхой. Везде тянулись заросли кустов, ореховых и ивовых, густых, непроходимых. Зато отдельные буки, липы и клёны стояли огромные, развесистые, как шатры.

На шестом ночлеге произошла их первая ссора. В тот вечер они пристали к берегу в обычное время и скоро изжарили мясо на ужин. Костёр догорел, они не прибавили дров. Они сидели рядом под липой, широкой, как туча. Звёзды тихо мерцали. И в ветвях липы над их головой защёлкал Бульбуль, серая птичка, у которой в горле поёт живая дудочка. Этой дудочке подражают анакские дети на своих камышовых свирелях. И почти безотчётно Яррий протянул руку и привлёк Ронту к себе на грудь. Она сначала покорилась, и скоро руки Яррия стали смелее. Оба они не отдавали себе ясного отчёта в своих чувствах и действиях. Но через минуту Ронта вырвалась и отодвинулась в сторону.

Яррий не сделал попытки удержать её. Было темно под деревом. Они сидели, на глядя друг на друга.

– Ронта, – наконец окликнул Яррий.

– Я, – отозвалась девушка неохотно и не сразу.

– Отчего ты такая?

– Такая, – повторила девушка уныло и негромко. И в голосе её звучало подтверждение.

Яррий повернул к ней лицо и стал рассматривать её в темноте. В тусклом мерцании звёздного света, проходившего сквозь листву, она показалась ему страшно маленькой, не больше ребёнка.

Руки его только что обнимали её тело и, как будто, ещё ощущали её острые плечи.

– Ты как Милка, – сказал он, наконец, неуверенным тоном.

– Милка – сестра моя, – отозвалась Ронта грустно.

– Как сестра? – спросил Яррий с минутным удивлением.

– Мы все были сёстры, – сказала Ронта грустно.

– Всё равно, – сказал Яррий, – долгие годы пройдут, и Милка не будет ещё сидеть в роще кленовой.

– Я тоже не буду, – сказала Ронта тихо, и голос её прозвучал как будто упрёком. Они больше ничего не сказали, но в эту ночь, противно привычке своей, они спали порознь.

Яррий, впрочем, не спал. Он ходил взад и вперёд с копьём в руках по зелёному берегу, как будто дозором. То смотрел по сторонам, не крадётся ли хищник, то думал и сам не знал, о чём, но ему было грустно. И временами ему казалось, что враг Юн, которого он оставил сзади на столько дней пути, уже тут, близко и крадётся сквозь тьму. И он поворачивался назад и стискивал копьё, готовый нанести удар в немое пространство.

На следующее утро они не отправились в путь. Яррий вытащил челнок выше и стал зарывать в песок, по обычаю пловцов. Ронта сначала ему помогала, а потом спросила:

– Разве мы не поедем сегодня дальше?

Яррий поднял голову и вяло сказал:

– Зачем?

И Ронта сказала:

– Ты обещал мне показать синее море и великанов с клыками, как у мамонта.

И Яррий покачал головой и сказал:

– Я не поеду, я устал.

Ронта немного подождала, потом подошла и положила ему руки на плечи.

– Ты сердишься, Яррий? – спросила она.

И так же просто и грустно Яррий ответил:

– Я не знаю.

Две недели они прожили здесь, не трогаясь с места. Странная это была жизнь. Место было удобное, обильное пищей. В кустах на опушке созрели ягоды, чёрные и красные и ещё другие – жёлтые, крупно-зернистые, пахучие и сладкие. Таких ягод не было в земле Анаков. Они росли по мокрым местам, на низеньких кустиках. И ещё были ягоды, голубые, с лёгким пушком; они висели большими кистями и стлались по земле. И сколько бы их ни есть, нельзя было наесться досыта. Только в ушах начинало шуметь, и светлые искры плясали в глазах, как будто от Хума.

В жёлтых холмах, поодаль от реки, было много кроликов. Рядом с их становищем в Дадану впадал ручей, узкий, почти пересохший от летнего зноя. Но, несмотря на мелководье, в ручье было много рыбы. Она входила из реки и шла вверх, обезумев от жажды нереста. Она была крупная, с блестящей чешуёй. Рыба перепрыгивала с камня на камень, сверкая серебряным боком, иногда выбрасывалась на траву. Её можно было ловить просто руками.

Солнце светило так же ясно и безоблачно, как и на летовьях Анаков по Калаве и по Сарне. Снизу, от речного устья, прилетал ветер, но скоро улетал дальше. Они бродили целый день по окрестным полям не вместе и не совсем отдельно, ибо, если Ронта уходила в холмы и долго не показывалась, Яррий ощущал беспокойство и отправлялся на поиски, часто даже не отдавая себе отчёта. Но стоило ему увидеть вдали её белое плечо, он останавливался и, не подходя ближе, принимался за какое-нибудь дело, большей частью ненужное, – выламывал палку и начинал точить новое древко для дротика, собирал смолу для жевания в трещинах дерева, раскапывал землю в погоне за большими чёрными пауками, которых анакские дети ненавидели и всегда тщательно выкапывали из земли и уничтожали.

Они, впрочем, не ссорились, но и не мирились, как следует. Разговаривали мало. Ронта больше не спрашивала о поездке. Она жила, как живётся, изо дня в день. Спала на куче листьев под ветвистым осокорем, но Яррий больше не спал рядом с ней. Он садился у костра с копьём в руках, как сидят на тропинке хищных зверей или в засаде на красной стезе войны. Так сидя, он чутко дремал до утра, оберегая Ронту.

Лето перегнулось через середину и тихо покатилось на светлую осень. И Яррий видел кругом себя сладкий праздник любви и рождения. Всё живое соединялось парами. Всё торопилось жить, любить и наслаждаться, пока не настали сырость и холод. Он один проводил свои дни уныло и бесцельно. Иногда в знойный полдень, когда птицы щебетали над его головой и гонялись друг за другом, он чувствовал, что пьянеет от этого солнца и щебета, как будто от Хума. Глаза его беспокойно бегали кругом и находили подругу, ноги его подходили сами, и руки тянулись к Ронте. Она смотрела на него с удивлением и тревогой. Была она худенькая, как мальчик, и тонкая, как тростинка. С каждым днём она как будто становилась не старше, а моложе, и возвращалась обратно от пышной осени к незрелой весне.

– Чего ты хочешь? – спрашивала она невинно. И он ничего не отвечал и уходил обратно.

Лебеди и гуси вывели птенцов и учили их плавать. Птица Бульбуль ловила мошек для своих голодных детей. В лисьих норах появились маленькие лисенята. В полдень они выползали из устья норы наружу и щурили свои плохо прорезанные глаза на яркое солнце, потом уползали обратно. Олени и быки, и козы, и степные антилопы соединялись в пары только теперь. Они были похожи на Анаков, ибо их жёны носили детей долго и рождали их весной одновременно с анакскими жёнами. Яррий видел, как молодые красношёрстные олени, которые живут в лесах и не собираются стадами, стучат рогами о древесные стволы, вызывая друг друга на битву, совсем как Мар и Несс, а темношёрстная самка стоит в стороне, ожидая развязки, и делает вид, что щиплет траву и украдкой посматривает на битву.