Читать книгу - "Тайные архивы русских масонов - Дарья Лотарева"

Не останавливаясь в подробностях на деятельности масонов по устройству школ и пропаганды путем воспитания юношества в эпоху Екатерины II, приведу лишь некоторые данные^[183].

В 1776 г. в Россию приехал Иван Григорьевич Шварц, получивший профессуру в Московском университете. Деятельный и образованный масон, он имел на окружающих большое влияние; 13 ноября 1779 г. по его инициативе открыта педагогическая семинария, а 13 марта 1781 г. — собрание университетских питомцев. Оба эти учреждения привлекли внимание императрицы Екатерины II, оценившей всю их важность: при опросах членов новиковского кружка, а также студентов, посланных на масонские деньги для обучения за границу, старались выяснить сокровенные и истинные цели этих учреждений. Так, в допросных пунктах Колокольникову читаем: «что за компания, которая собирает студентов на своем иждивении? какой это дом, где компания дозволяла жить студентам и давала им стол? как студенты в том доме были содержаны, и много ли их было? чего в том доме учили? какими обязаны были должностями и какие с них брали обязательства?» и пр.^[184] Новикова, Лопухина, Трубецкого, Тургенева также спрашивали, откуда доставались деньги на содержание студентов, для чего содержали и с какою целью отправляли даже за границу. Из ответов выяснилось, что на содержание студентов шли добровольные приношения и штрафы. Новиков отвечал Шешковскому^[185]: «Когда содержаны были студенты, то сколько кто мог и хотел, давали в помощь их содержания, которые деньги и отдавали профессору Шварцу, а по смерти его, помнится, поручено это было князю Енгалычеву; при вступлении в теоретический градус, по предписанию, каждый давал по семи рублей, и сии деньги, сколько могу упомнить, отдаваны были на содержание студентов же». Насколько правительство опасалось новой «масонской» семинарии, видно из собственноручной записки Екатерины о том, что ей необходимо знать имена семинаристов, «паче же тех, кои не постриглись, дабы не попались в кандидаты епархиальные для епископства», а также и из длинного донесения Екатерине от кн. Прозоровского. В этом донесении он сообщал, что запрашивал митрополита, не отдавал ли он из своей семинарии учеников в семинарию масонскую; оказывалось, что митрополит отдавал троих; князь Прозоровский на это отзывался, что он «немного неосмотрительно сделал, ибо могут они быть приняты в масоны»; после этого митрополит «приватно их наедине под клятвой спрашивал», и они ответили, что им не предлагали вступить в масонство, так как в семинарию они были отданы на время, но тех, «которые навсегда от семинарии отданы им были, они уговаривали». Целью же посылки молодых людей за границу масоны выставляли желание подготовить опытных преподавателей и переводчиков. И.П. Тургенев в августе 1792 г. по этому поводу показывал^[186]: «Отправление студентов имело в виду их, яко воспитанников наших, пользу и пользу общественную; отправлено было всех студентов в разные времена трое, из коих один возвратился доктором, а те получили там в университетах голландских докторское звание; наставления им от общества нашего дано не было, и отправляли их не общество, а некоторые из нас на свой кошт, а именно — двух, Невзорова и Колокольникова — Иван Владимирович Лопухин, а третьего, т. е. Багрянского, — Новиков; уведомлений от них никаких получаемо не было, а писали они к тем, кто их отправлял». Лопухин же по поводу отправления Невзорова и Колокольникова показывал, что оба они были членами его ложи и перед поездкою, в 1788 г., получили степень экосского мастера; целью при этом Лопухин имел доставить им возможность изучить химию, медицину, натуральную историю и пр., чтобы по введении их в розенкрейцеры «тем удобнее могли упражняться по методе и системе оного ордена и быть у нас лаборантами, каковые при кругах бывают и коих работы служат для наблюдения прочим членам»; с другой стороны, Лопухин считал, что их отправлением в чужие края с просветительною целью он исполняет «долг добродетели, помоществуя бедности и делая их состояние столь выгодное, каковое здесь есть докторское». Все наставление Лопухина Колокольникову и Невзорову состояло в усовещевании «наблюдать добронравие и прилежно учиться». Материальная поддержка Лопухина выражалась в посылке им в год около тысячи рублей.

Вопросы народного образования также занимали масонов. В 1778 г. в Петербурге, на Васильевском острове, были открыты народные училища — екатерининское и александровское. Для образования средств на учреждение и поддержку этих школ Новиков прибегнул к помощи общества. Он напечатал призыв о благотворительной помощи в своем журнале «Утренний Свет»; призыв встретил отклик. На это же дело Новиков пожертвовал доход от издания как указанного журнала, так и «Вечерней Зари». Однако императрица не приняла под свое покровительство эти школы и ничем не выказала своего сочувствия.

Вскоре новиковское дело, т. е. дело учреждения масонами народных училищ, замерло. Инициатива была отнята от масонов; за народное воспитание принялось само правительство, и к делу школьного строительства не был привлечен никто из масонов; для этой цели был выписан иностранец Янкович де Мириево. Масонские же школы подпали под строгое правительственное наблюдение: в 1786 г. повелено было осмотреть московские частные школы, заведенные «от составляющих скопище сего раскола», т. е. масонами, а 10 марта 1786 г. ярославскому губернатору Мельгунову было предписано наблюдать, чтобы в благотворительных заведениях не было допускаемо «все колоб-родное, обманом или невежеством выдуманное»^[187].

В александровское время масоны принимали видное участие в учреждении училищ взаимного обучения. Любопытно, что главные действующие лица открытого в 1819 г. общества, покровительствовавшего этим училищам, были все масоны: Ф.П. Толстой, Ф.Н. Глинка, Н.И. Греч, В.И. Григорович, Н.И. Кусов. Любопытно вдвойне, что эти лица принадлежали к одной и той же масонской ложе — Избранного Михаила. Едва ли это случайное совпадение. Масон С.И. Тургенев, состоявший членом военной ложи Георгия Победоносца в Мобеже, принимал деятельное участие при введении системы взаимного обучения в войсках, стоявших во Франции. Насколько школы были под «подозрением», доказывает, что агентурные сведения касались и их; так, в бумагах Закревского имеется запись «Кишиневские новости»^[188], начинающаяся со школ: «в Ланкастеровской школе, говорят, что кроме грамоты учат их и толкуют о каком-то просвещении; нижние чины говорят: дивизионный командир — наш отец». Но развитие школ в армии находилось в связи с общим поднятием культурности в офицерской среде. «Между офицерами, — пишет про это время декабрист барон Розен, тогда офицер л. — гв. Финляндского полка^[189], — стали выказываться личности, занимавшиеся не одними только ученьями, картами и уставом воинским, но чтением научных книг; беседы шумные, казарменные, о прелестях женских, о поединках, попойках и охоте становились реже, и вместо них все чаще слышны были суждения о политической экономии Сейя, об истории, о народном образовании; место неугасимой трубки заменили на несколько часов в день — книга и перо, а вместо билета в театр стали брать билеты на получение книг из библиотеки».