Читать книгу - "Юрий Трифонов - Семен Экштут"

Но даже занимая одну из низших ступеней в этой Табели о рангах, переводчик Геннадий Сергеевич мог позволить себе вести такой образ жизни, о котором не мог и мечтать не только рядовой инженер, но и остепенённый учёный. У него хорошая трёхкомнатная кооперативная квартира, в которой 62 квадратных метра жилой площади, не считая кухни, прихожей и кладовки. (Считая это обстоятельство весьма существенным, автор повести дважды указывает метраж кооперативной квартиры.) Нет ничего удивительного в том, что эти роскошные хоромы поразили воображение кузена Геннадия, обычного заводского инженера, и его жену — сотрудницу проектной организации. В огромной, по советским меркам, квартире живут три человека: Геннадий, его нигде не работающая жена Рита и их сын студент Кирилл. И хотя в жизни Геннадия периодически бывали времена продолжительного безденежья, в доме всегда была домработница. Геннадий живёт с Ритой уже двадцать лет, это его вторая жена, но настоящей душевной близости между супругами давно нет.

Когда-то красавица Рита, фактически уведя женатого Геннадия из семьи, надеялась, что со временем он станет незаурядной личностью. Прошли годы, и она поняла, что жестоко обманулась в своих расчётах, обнаружив сходство своего мужа с чеховским профессором Серебряковым из «Дяди Вани», который, как известно, долгие годы писал об искусстве, ничего в нём не понимая. Профессор так и не стал мировым светилом, чем жестоко обманул ожидания близких. И во времена Чехова, и во времена Трифонова творческие профессии стали массовыми, и их представители уже не могли претендовать на исключительность только самим фактом принадлежности к этим профессиям. Человек творческой профессии и человек незаурядный перестали быть синонимами. Чехов и Трифонов были первыми, кто открыл своим современникам эту истину. «Но главное, что было в Рите, при всех её качествах и невозможностях, — она понимала, что я такое, как я задуман и что из меня получилось. <…> Рита сказала, что я профессор Серебряков, что она всю жизнь надеялась на что-то во мне, но ничего нет, я пустое место, профессор Серебряков, я это услышал и не взорвался, потому что в её словах была боль, истинная боль, которую я почувствовал»^[130].

В повести мимоходом сказано об участии Геннадия в Великой Отечественной войне и о его ранении под Ленинградом. В этой мимоходности заключена выразительная примета времени: вплоть до 1970 года фронтовики не очень-то выделялись властью из общего ряда, да и само население не было склонно ставить знак равенства между фронтовиком и героем. Лишь четверть века отделяла Победу от времени действия повести, фронтовики были ещё молоды, и их было много: ведь воевали миллионы. И лишь в 1970-е годы власть стала настойчиво прославлять участников войны, на всю страну зазвучали песни «Фронтовики, наденьте ордена» и «День Победы».

«У тебя, значит, Красная Звезда и медали в два наката, — нормально!»^[131] Эту фразу из романа Трифонова «Студенты» его первые читатели понимали без комментариев: будущий студент награждён боевым орденом Красной Звезды, а медалей на его груди так много, что их пришлось размещать в два ряда. Не упускает автор «Студентов» и такую деталь: один из героев романа, бывший командир торпедного катера лейтенант Пётр Лагоденко, имеет пять наград. И тот, кто прошёл войну, без дополнительных пояснений понимал, какими именно наградами мог быть отмечен лейтенант флота. Всем военнослужащим, начиная с 1943 года, в обязательном порядке полагалось носить в будние дни орденские планки, а по праздникам — сами награды. В те первые послевоенные годы люди ещё умели разбираться в наградах, по орденским ленточкам безошибочно определяя весь набор боевых орденов и медалей того или иного ветерана. Однако к середине 1950-х лишь единицы из них носили орденские планки на штатском пиджаке.