Читать книгу - "«Личная гвардия» Сталина. Главное управление НКВД - Петр Дерябин"

Несмотря на подобного рода высказывания Горышева, некоторые кадровики из-за давления, оказывавшегося на них высшими чинами, были склонны в нарушение неписаных правил рассматривать предложенные им кандидатуры евреев. Один из таких случаев связан с лейтенантом Шляпентохом. Его отец, занимавший в Куйбышевской области ответственный партийный пост, отправил некогда своего отпрыска в школу государственной безопасности, которая находилась в Новосибирске. По окончании школы молодого человека направили в Москву, с тем чтобы его в конечном счете внедрили в какую-нибудь еврейскую общину на территории Украины. Отец же, возлагавший на сына слишком большие надежды и соответственно желавший для него нечто значительно большее, написал, не теряя времени, Абакумову, прося его взять юношу в Управление. Письмо, которое так и не поступило к Абакумову, было переслано одному из сотрудников отдела кадров. Тот, хотя и знал о предписаниях, дискриминировавших евреев, занялся рассмотрением просьбы отца, поскольку учитывал и положение, которое занимал автор письма, и тот факт, что послание было адресовано лично Абакумову. Месяца через два он подготовил все необходимые в подобных случаях бумаги и передал их на подпись заместителю министра государственной безопасности. Вместо того чтобы подписать документы, этот «достойнейший» человек обвел чернилами имя кандидата и отправил бумаги назад, в отдел кадров. Оттуда же личное дело лейтенанта поступило к Власику, который заключил в кружок слово «еврей» и обратился к Горышеву за разъяснениями. Заместитель Власика в свою очередь вызвал к себе всех сотрудников отдела кадров и затем спросил в наигранно-шутливой манере нарушившего негласную инструкцию кадровика, с чего это вдруг он стал рассматривать кандидатуру Шляпентоха. При упоминании фамилии этого еврея остальные сотрудники отдела кадров залились подобострастным смехом и с тех пор стали звать своего заблудшего коллегу не иначе как Шляпентохом. Не подозревавший, понятно, о существовании устных дискриминационных предписаний, молодой еврей потребовал, чтобы ему объяснили, на каком основании была отвергнута его кандидатура. Все, что он услышал в ответ, сводилось к тому, что в Управлении не оказалось свободных вакансий, которые устроили бы его. Кончилось же все тем, что незадачливый юноша получил назначение в Куйбышев, где ему была отведена роль снабженца в аппарате расположенной там службы государственной безопасности.

* * *

Кандидату в сотрудники Управления, успешно преодолевшему барьеры, связанные с национальной принадлежностью, физическим состоянием, образовательным уровнем, местом проживания, социальным и политическим статусом, и степенью благонадежности, следовало, кроме того, отвечать многим политическим и социальным критериям, в том числе и неписаным. Несомненно, он должен был являться горячим сторонником строительства коммунизма, быть воспитан в духе марксизма-ленинизма, проявлять (по крайней мере внешне) надлежащую политическую активность и безграничную любовь к советскому руководству, то бишь к Сталину. Кроме того, претендент должен был родиться в Советском Союзе, принадлежать к наиболее многочисленной нации, быть выходцем из рабочей или крестьянской семьи и таким образом не иметь среди своих предков представителей интеллигенции и тем более «эксплуататорских» классов, ликвидированных Октябрьской революцией. О том, отвечает ли кандидат всем требованиям такого рода, становилось ясным из его ответов на вопросы, содержавшиеся в «анкете специального назначения».

Но это еще не все. Необходимо, чтобы его родители или близкие родственники не занимали высоких постов в партийных и государственных учреждениях и в вооруженных силах. Он и его родственники никогда не должны были состоять в какой-либо другой соперничавшей в прошлом с КПСС партии (особенно в подлинно социалистической) до революции и в первые годы Советской власти или в одной из зарубежных партий. (Отметим попутно, что предпочтение при рассмотрении кандидатур отдавалось членам коммунистической партии, комсомола и профсоюза, особенно тем из них, кто принимал активное участие в деятельности этих организаций.)

Кандидат не должен был также проживать никогда, даже в детстве, за пределами Советского Союза. (Детям советских дипломатов вежливо, но решительно отказывали в приеме на работу. Советские армейские офицеры, которые служили за рубежом, могли быть взяты в ГУО, но со многими ограничениями, главным из которых было то, что они никогда не становились телохранителями никого из советского руководства.) Для кандидата считалось также недопустимым, чтобы в годы Великой Отечественной войны он находился на оккупированной немцами территории, попадал в окружение или оказывался отрезанным немецкими войсками от своих.

Наконец, имелась еще одна вещь, казалось бы, малозначимая, но в действительности тоже принимавшаяся в расчет при решении судьбы кандидата, а именно время его вступления в партию или комсомол. Данный вопрос, естественно, имел значение лишь для определенной возрастной группы. Лица, принадлежавшие к ней, должны были вступить в партию или в комсомол не позже 1943 года, поскольку кандидаты, сделавшие это потом, в лучшем случае рассматривались как «приспособленцы» и, как правило, подозревались, что в годы войны они придерживались прогерманских настроений.

Отделу кадров приходилось довольно часто иметь дело с кандидатами в сотрудники ГУО, которые становились жертвами того или иного неписаного правила, и он отлично знал, как управляться с ними. В 1949 году, например, районный комитет партии рекомендовал охранному ведомству взять на работу сына министра финансов. Но его кандидатуру, конечно же, отвергли. Однако отказ оформили как можно тактичней. Разузнав о характере кандидата все, что было нужно, кадровики поняли, что кандидат питает отвращение к тяжелой работе, и, воспользовавшись этим, сказали ему, что в соответствии с единственными имевшимися в то время свободными вакансиями им нужны лишь «обходчики» — милиционеры и облаченные в гражданское платье охранники, несущие службу на московских улицах. Это отпугнуло сына сановника. И Горышев, подчеркивая сей факт, сказал своим сотрудникам: «Нам не нужны маменькины сынки — отпрыски министров и генералов».

Ранее, сразу же после учреждения Управления, из-за тех же «критериев» попала в крайне тяжелое положение врач Д. После длительной и тщательно проведенной проверки ее наконец взяли на работу и в качестве дегустатора направили на дачу Сталина неподалеку от Сочи. В 1947 году, когда эту женщину взяли в ГУО, данные, которыми располагала военная контрразведка, еще не были систематизированы и изучены до конца (иначе говоря, к тому времени в центральную картотеку успели попасть далеко не все имевшиеся у спецслужб сведения о тысячах военных подразделений, расформированных после окончания войны). Поэтому только в 1948 году соответствующим органам стало известно, что подразделение, в котором служила врач Д., в 1941 году почти два месяца находилось в немецком окружении. Как только выяснилось данное обстоятельство, с ней повторно провели собеседование. Она сказала, что не упомянула об окружении потому, что рассматривала его лишь как один из эпизодов, которых немало случилось во время ее службы в Красной армии. При этом врач Д. подчеркнула, что в плену она не была. Но это не помогло. По обвинению в сокрытии фактов ее уволили из Управления и посоветовали перебраться на постоянное место жительства куда-нибудь в Сибирь или Казахстан, а затем исключили из партии. Кадровик, одобривший кандидатуру врача Д., получил строгий выговор и был переведен на менее ответственный пост в органах государственной безопасности.