Читать книгу - "Аскольдова тризна - Владимир Афиногенов"

Царя — старшего брата Сфандры — звали Мадин, и дворец его стоял в центре городища. Сложен он был из камня, с основательным высоким фундаментом. Возле днём и ночью дежурили многочисленные охранники-джигиты.

Доброслав никак не мог привыкнуть к их слегка лающему говору, так как чуть ли не каждое слово они произносили с кратким «и». (Через несколько веков царкасы утратили эту особенность и, к примеру, такое слово, как «йахши» — «хороший», выговаривали уже по-другому — «ахши».)

Почти два месяца русы находятся в гостях у царя царкасов и не понимают, что дальше будет. Об отъезде в Киев Сфандра, кажется, и не помышляет; попробовала было Настя у неё что-то узнать — ничего не узнала, попыталась и мамка Предслава — безрезультатно. Чтобы не застаиваться и «иметь в теле силу», как любил говорить Клуд, дружинники стали вместе с воинами-царкасами на речном берегу «джигитовать» и понарошку рубиться друг с другом. Поднимали валуны, благо их тут обильно было рассыпано, взваливали на грудь и бегали с ними.

Мадин-царь держался со всеми ровно, никого из русов не выделяя; зато Клуд подружился с его младшим братом Косташем. Изъяснялись они, правда, но первоначалу всё больше жестами, потом какие-то слова хозяев Доброслав усвоил, да и Косташ чуть-чуть понимал язык русов, ибо однажды с царскими послами побывал в Киеве и немного жил там. Любознательный отрок с большими тёмными, как спелые сливы, глазами, с узкими ладонями рук, которые тем не менее очень крепко держали рукоять клинка. Подружился с Косташем и Радован, только дружба эта почему-то не нравилась Сфандре. Не нравилась она и царю...

Как-то Радован и Косташ играли в лошадки: сперва Радован — крепкий бутуз — катал на спине младшего брата Сфандры и царя, затем тот приёмного сына Клуда. Доброслав тоже был здесь. И тут из дворца выбежал джигит, бросился к мальчишкам, схватил за руку Косташа и стал ему выговаривать за то, что он, царский брат, как осел возит простого кешака (человека из низов). «Царь сердится!» — добавил джигит. Думал, что Клуд не понимает их языка, но Доброслав уразумел всё, что сказал царский охранник...

Придя домой, Клуд поведал об этом жене. Настя не удивилась:

— Сфандра тоже стала сторониться меня и Предславы. Будто догадывается, что я гляжу за ней по велению Аскольда и что Предслава знает, кто порешил её родственника-христианина в молельной пещере...

— Так мы ничего не разведаем... А чую, что они с братом-царём что-то затевают, если только уж не сотворили такое «ау», которое во вред Аскольду откликнется. — Потом спросил, чуть засмущавшись: — Как чувствуешь себя? — и показал глазами на уже начинающий пухнуть живот.

— Пока йахши, как говорят царкасы, — засмеялась Настя.

— Вот мы на их языке разговариваем...

Прошло ещё два месяца, и Клуд начал беспокоиться, размышляя об обратной дороге — вдруг Сфандра примет решение ехать: не растрясёт ли долгая езда его ненаглядную?..

Отважиться, да и впрямую спросить, что старшая жена Аскольда вообще думает предпринимать?.. Спросил.

— Ждите, милые, ждите... — ответила на сей вопрос Сфандра. — А ты, Клуд, на рыбалку бы, что ли, съездил или на ловы. Знаешь, какие козлы по горным кручам прыгают?..

Видит Доброслав, смеётся над ним старшая княгиня киевская, а почему — невдомёк. А чтобы выглядело так, что Клуд охотно воспринимает её советы, с несколькими дружинниками и джигитами действительно не раз и не два выезжал и на рыбалку, и на охоту на горных козлов. И везло: привозили много пойманной рыбы, убитых животных. Часть их шла на жертвоприношения, другая жарилась и поедалась на пиру, в котором участвовали царкасы. Пили бузу[66], ели, пели гимны богам. Иногда кое-кто из русов, разругавшись между собой, устраивали драку, правда, дело до ножей и мечей не доходило. Но джигиты в неё не ввязывались, соблюдая строжайший приказ царя — ни в какие свары с киевлянами не влезать...

Исподволь Клуд всё же пытался разузнать, что и как... Заметил: давно куда-то запропастился жрец киевского капища, — осторожно спросил о нём Косташа.

— Он уехал с белыми верховыми в Чёрную Булгарию.

— А кто такие белые верховые?

— Пo-нашему, значит казаки. «Каз» — это верховой, кочевой, а «ак» — белый. Накидки у них из белой козьей шерсти. У вас они называются корзна, а у нас — бурки...

— В Чёрную Булгарию-то зачем?

— Будут разыскивать сына вашего князя Аскольда, мужа нашей сестры. Чтобы опознать, и взяли с собой жреца, который хорошо в лицо его знает...

— Для чего же Всеслав им понадобился?

— Может, пригласить в гости хотят?.. Моей сестре он ведь тоже сыном приходится.

«Сыном... Как бы не так! — подумал Клуд. — Вот почему у Радовила Сфандра жреца в поездку выпросила. Вот для какого тёмного дела он ей был нужен! Найдут Всеслава — убьют... Дурень я, дурень! И чего ждал?! Не простит мне сего недогляда Аскольд, если что с сыном случится. Он же его в соправители к себе хотел определить... В злом умысле и Дир непременно замешан... А тут ещё с Настей незадача. Сам-то вскочил бы на коня и — в Киев. Аскольда предупредил бы. Но отъедешь без приказа, царь и Сфандра поймут, с какой целью. Отомстят за меня Насте и Радовану».

Рассказал обо всём жене, та поначалу в слёзы, а как только пришла в себя, трезво пораскинула умом, да и придумала.

Придумала она, конечно, вещь жуткую, сразу не поверишь, что подобное исторгнула голова Насти, а не чья-то другая, ибо такое могла изобрести только очень злобная и коварная женщина. А древлянка ею не являлась, и взбрело сие на ум от безысходности положения, в котором она, беременная, сын её Радован и муж оказались. Выход увиделся Насте в том, чтобы Доброслава погибшим при царском дворе посчитали. Тогда бы ничего такого Сфандра не заподозрила, наоборот, пожалела бы бедную вдову да ещё будущую мать, у которой к тому же ещё одно дитя на руках осталось. А тем временем Клуд, живой, втихомолку подался бы к Аскольду и предупредил об опасности, грозящей его сыну Всеславу.

— Следует тебе, Доброслав, поехать пострелять горных козлов вместе с Косташем, а разрешение на это получить от самого царя Мадина. Но перед тем, как отправиться в горы, схорони осёдланного коня с тоболами съестных припасов в камышовых зарослях за городищем, а далее... Страшно говорить об этом, но ничего не поделаешь... — излагала свою задумку древлянка. — Столкни в ущелье Косташа и его лошадь. Свою тоже... Только убедись, что младший брат царя убился до смерти. Сам же проберись к зарослям, дождись ночи и начинай пробираться в Киев. Вас хватятся, будут искать в том месте, где вы охотились, найдут мёртвых Косташа и лошадей, подумают, что ты, может быть, жив и, раненый, уполз куда-то... Тоже начнут искать, а твой след и простыл — далеко от Адиюхского городища будешь.

Так всё и было обставлено Доброславом. Великий грех взял он на свою душу, умертвив ни в чём не повинного мальца, но Клуд посчитал, что большая часть этого греха ложилась прежде всего на Сфандру, ибо начало всех страшных дел исходило как раз от неё.