Читать книгу - "Россия в годы Первой мировой войны. Экономическое положение, социальные процессы, политический кризис - Ю. Петров"

В ряде случаев различного рода националистические акции следовали сразу же за теми или иными событиями общероссийского масштаба. Так, 2 сентября Казанский мусульманский военный комитет постановил, что на месте орла на башне Сиюмбеки должен быть поставлен полумесяц. Предполагалось осуществить это 16 сентября. Ясно, что мусульманские военные воспользовались поражением Корнилова и рассчитывали на одобрение созывавшегося в Киеве «Съезда народов» и петроградского Демократического совещания. 16 сентября к назначенному времени к башне стали собираться вооруженные солдаты-мусульмане. Губернский комиссар к этому времени уже запретил данную акцию, пригласив мусульманских лидеров к себе на совещание. Тем не менее орел с его согласия был снят и передан в Казанскую ученую архивную комиссию; от установки полумесяца мусульман удалось отговорить.

Понятно, что мусульмане не отказались от своей идеи. К делу подключились местные историки, доказывавшие, что башня в ее современном виде вовсе не татарского происхождения, что двуглавый орел — символ государства, а вовсе не императорской власти (февральский угар уничтожения орлов уже прошел). Местные православные миряне, объединенные в братство св. Гурия, также выразили протест по поводу предстоящей акции; из канцелярии Временного правительства 9 октября последовало предупреждение о том, что подобные действия могут «озлобить одну часть населения против другой», а 17 октября 1917 г. губернский комиссар уговорил снять с башни леса, оставленные мусульманами на случай разрешения водружения полумесяца. В данном случае конфликт удалось перевести в плоскость переговоров, но ясно, что обе стороны остались недовольны друг другом.

Кое-где этнические конфликты разгорались из-за земли. Это происходило и на Северном Кавказе, и в Туркестане, и в других местах этнической чересполосицы. Известно, что маловлиятельные до 1917 г. украинские эсеры выросли в массовую партию, используя простейший демагогический прием: с созданием национального земельного фонда на Украине, уверяли они, не останется помещиков (москалей и поляков), труженики-хлеборобы существенно расширят свои земельные владения. По данной схеме могли рассуждать и русские. В октябре 1917 г. в Оренбургской губернии украинские переселенцы подверглись издевательствам и насилиям со стороны местного великорусского населения.

Мусульманское население оставалось относительно спокойным. Идеи автономии и федерации понимались мусульманами в культурно-автономистском духе. Постепенно эти интенции породили тенденцию к этноизоляционизму. При этом лидеры мусульман даже в сентябре-октябре возражали против попыток явочного проведения в жизнь своих требований. С формированием мусульманских частей они также не спешили; Временное правительство и Ставка активно занялись их формированием лишь в последние недели своего существования, рассчитывая использовать их для поддержания порядка. Тем не менее мусульманские части, «разлагавшиеся» куда медленнее даже других «национальных», сыграли свою роль в большевистском перевороте.

Сдержанность мусульманских политиков и терпеливое ожидание мусульманских низов в Центральной России и Сибири особенно поражает на фоне событий в Туркестане. В прошлом советские историки обращали внимание лишь на солдатский бунт в Ташкенте в конце августа — начале сентября, усмирять который была направлена особая карательная экспедиция. Этот эпизод подавался по-разному: то как поспешные действия местных большевиков сравнительно с установками их руководящего центра, то как часть развертывающегося национально-освободительного движения. В действительности подоплека событий была банальна, о чем постоянно писали местные газеты. С началом войны с подвозом продовольствия в край стали возникать трудности, а между тем посевы хлебов в крае не только не увеличились, но и, напротив, уменьшились в связи с потребностью оборонной промышленности в хлопке. Цены на хлопок искусственно сдерживались. Привозной хлеб не раздавался (что было бы положительно воспринято местным населением), а продавался частным учреждениям и фирмам, число которых все более увеличивалось. А поскольку областной продовольственный комитет развернул торговлю хлебом, то продовольственное дело фактически сосредоточилось в руках имущих слоев (по преимуществу коренного) населения. Шариат, однако, не допускал никаких «экспроприации». Последствия закономерны — спекуляция, рост цен на продовольствие, усиление возможностей манипулирования массами. Неурожай, недостаток фуража, нехватка воды, злоупотребления в распределении продовольствия усугубили ситуацию. В итоге Временное правительство и местные руководители не смогли ни обеспечить край продовольствием, ни добиться межэтнического и политического баланса, а между тем способных на бунт солдат в Ташкенте хватало. Взрыв сделался почти неизбежным как в дурной пьесе.

События в Ташкенте не были чем-то уникальным. Отдельные случаи солдатских переворотов уездного уровня случались не только здесь. До поры до времени под ними не было этнической подоплеки. Но скоро разбои стали принимать этническую направленность: в июле в Кокандском уезде от него страдало коренное население, в том же месяце начали нападать на соляные промыслы и расхищать соль туркмены. Привычный этноаграрный баланс стал нарушаться и в связи с тем, что часть русских переселенцев начала распродавать земли, рассчитывая на свою долю от раздела помещичьих земель в Центральной России. Напряжение в межнациональных отношениях росло, но характер взаимоотношений европейского и мусульманского населения в крае определялся другим. Речь идет о судьбе возвратившихся из Китая участниках восстания 1916 г.

В свое время беженцам на китайской территории для того, чтобы не умереть с голоду, пришлось распродавать не только скот, но и детей. Информация о том, что обобранные казахи намерены вернуться в Россию, появилась еще в январе 1917 г., но на просьбы их об обустройстве как старые, так и новые власти не реагировали. Правда, Туркестанский комитет Временного правительства попытался временно разместить возвратившихся, предпринял шаги по поиску награбленного китайцами, запросил средства в Петрограде на вспомоществование, препятствовал раздаче оружия русским переселенцам, намеревавшимся продолжить мстить туземцам. Все это давало более чем ограниченный эффект: возвращенцы оказались блокированы в Пржевальском уезде, на старые земли крестьяне-европейцы их не пускали.^[164] «Как черные вороны налетают банды и отбирают остатки скота», — констатировал член Туркестанского комитета О.А. Шкапский. На Государственном совещании А.М. Б. Топчибашев заявил, что «до 83 тысяч вернувшихся из Китая на родину было истреблено или погибло от голода». Местные власти были бессильны что-либо сделать. Призывы к спасению возвращенцев оставались гласом вопиющего в пустыне. Возможно, это было связано с тем, что в кругах российской демократии укреплялась подспудная убежденность в повальном «сепаратизме» окраин.

Ситуацию во все большей степени определяло недоверие к центральной власти. Даже те «этнические солдаты», вроде Туземной дивизии, которые в прошлом считались опорой «белого царя», стали вести себя непредсказуемо. Так, это определенно случилось в ходе подавления корниловского выступления, когда горцы вступили в контакт с «русскими писарями, обозными и другими нестроевыми».