Читать книгу - "Зеркало времени - Николай Петрович Пащенко"

достигнув, тем самым, цели похода, дальше идти с боями, с жертвами, без воды и без провизии много сотен вёрст и много месяцев через нынешние всю горную Турцию, Сирию, Иорданию в теперешний Иерусалим (как следует из официальной историко-религиозной версии) снова сражаться за Гроб Господень второй раз — дурные, что ли, или беспамятные? А что освобождали в Иоросолиме = Константинополе? Туда-то зачем шли? Стало быть, про крестоносцев в теперешней Палестине — мифы, сказки, басни?

На что в официально принятой истории пристально ни посмотри, тем более, на реальной местности, а не на фальшивые бумажки в своём уютном кабинете, оказывается весьма сомнительным, часто недостоверным!

Тем более, что нет документально-археологических подтверждений боевого пути крестоносцев по суше от древнего Иоросолима-на-Босфоре до нынешнего Иерусалима, кроме нарисованных стрелок на современных картах и в учебниках. В народных преданиях коренного населения на этом виртуальном пути также ничего нет, никаких воспоминаний, что когда-то тут проходили крестоносцы. Либо никто преданиями не интересовался, не записал их от аборигенов, либо их в Турции и Сирии и нет. Разве это не удивительно? Так работают историки? Почему не обращаются в архивы к первоисточникам? Почему историки не интересуются подлинной историей, а изучают преимущественно и некритично фантастические писания друг друга? Нет возможности и достаточных средств работать непосредственно на местности по исследуемой теме? Но возможности появляются, когда есть желание! Значит, либо желания нет, либо оно настолько опасно, например, для научной карьеры, что лучше его утаить и не возникать.

На лицо дремлющего Миддлуотера сместилось округлое пятно солнечного света, он недовольно подвигал головой и проснулся.

— Славно же, ты, дядюшка Говард, успел вздремнуть, пока я трудился в поте лица, читал, смотрел и вникал, — заметил, добродушно усмехаясь, Иван Августов. — Был у меня ещё в молодые годы приятель, который, если получалось хорошенько выспаться, поднимался не торопясь, с хрустом потягивался и непременно заявлял: «Эх, и дали же мы им сейчас прочихаться!» И ещё покруче, позабористей выражался! Что можно сказать о письме Виталия Дымова? Адресовано оно, конечно, не нам, пусть простят нас люди добрые за любопытство. Но чужих тайн и секретных открытий в нём нет. Знания, в которые нас с тобой когда-то посвятили с совершеннолетия, сегодня задаром открываются уже и отрокам, всяким малолетним Петрикам, и ничего с этим не поделаешь. Произошла разгерметизация. В мир вернулись знания, ранее доступные лишь единичным высокопосвящённым. В Интернете теперь есть всё. Кое-что у него верно, а над некоторыми уверениями этого Дымова и я бы призадумался. Хотя, правду сказать, истины во всей полноте и по всему земному шару не знаем, к сожалению, и мы с тобой. Из прочитанного ясно одно: сколько существовать истории, столько будут продолжаться споры непримиримых историков, так как даже происходящего сегодня, буквально у всех на глазах, во всей полноте не знает никто, кроме Вселенной и Бога. Все что-то по-своему видели и узнали. Но ведь узнанное друг другу мгновенно не сообщили, информацией взаимно не обменялись. Что уж судить о далёком прошлом? Вот, например, в отношении боевого пути крестоносцев.

Совсем недавно довелось мне проехаться в автомобилях с одним пожилым европейским… Назовём его князем. Проехали с князем по всей Турции и Ираку. Ты знаешь, Хови, с немецким у меня проблем нет, прекрасно обошёлся без секретаря-переводчика. При князе была небольшая обслуга, они ехали на четырёх авто, а в моей машине я предпочёл быть вдвоём с подменявшим меня водителем. Ты удивишься, у него редкая национальность, он ассириец, хоть и с Урала. Тоже немецкий, но ещё и турецкий, и арабский языки. Я считаю, чем меньше народу — тем меньше потом проблем. Знаешь, по крайней мере, от кого из присутствовавших лиц протекло.

— Подожди, Айвен. Он всё ещё князь, хоть и без княжества? Титула его не лишили?

— Да, естественно, князь. Кто ж его лишит? Титул не лицо, низшему праву неподсуден.

— И мы с тобой при титулах. Не лишили. Никто нас не лишит, Айвен, от Божественного Августа остались только мы, значит, никто другой посягать не вправе. Продолжай.

— Побывали мы с князем на полуострове Галлиполи. Это довольно длинная и узкая полоса суши у пролива Дарданеллы. Там в Первую Мировую войну слабовооружённые, нищие и вечно голодающие турецкие подразделения под руководством генерала Мустафы-паши, провозглашённого впоследствии Кемалем-Ататюрком, «Отцом турок», хоть с большим трудом, но успешно противостояли англо-французским корпусам, которых с моря поддерживала ещё и корабельная артиллерия. Потом у тогдашнего военно-морского министра молодого Уинстона Черчилля были серьёзные проблемы в британском парламенте из-за военной неудачи при Галлиполи. Позиции войскам Антанты оборудовали под контролем англичан греческие крестьяне, согнанные с ближайших островов, такие же нищие, как и турки. Неграмотным туркам укрепления построил и восстанавливал после союзнических обстрелов отряд германских сапёров, тоже понёсший жертвы и потери. Вот даже где немцы воевали!

В точности не помню, но, кажется, какой-то из сиятельных прадедов князя без малого век тому назад, то ли по тайному поручению австро-венгерского императора или кайзера Германии, германоязычные уже тогда были разделены на две страны, то ли из собственного любопытства, проехал с небольшой экспедицией верхом по тем местам европейской части Турции, а затем Малой и Передней Азии, где в Первую Мировую войну сражались немцы. И теперь князь с нескрываемым волнением всматривался в старинные фотографии, сделанные пращуром, скрупулёзно сличал с видами тех местностей, куда мы с ним приезжали. Особенный подъём духа он испытывал, если удавалось найти, подобраться и встать буквально на точку съёмки. Ходил вокруг неё взад-вперёд, как маятник, сверялся, притопывая ногами. Так пристально вглядывался в землю, словно старался увидеть ямки от ножек фотографического штатива. Иногда вытирал сентиментальную слезу. Искренне жалел предка, потому что приличных дорог в его время в турецких горах ещё не было, лишь местами они начинали строиться всё теми же европейцами и за их деньги. Не было и надёжных, комфортабельных автомобилей. Но уже тогда пробивали пути доступа по суше к иракской нефти, начиналась охота за кровью промышленности и транспорта, разгоралась нефтяная экспансия. О видимом глазу морском танкерном флоте в самом начале двадцатого века припоминаю слабо, а вот железнодорожные двухосные цистерны уже использовались. По сути, нефть, точнее, самая дешёвая и тяжёлая её фракция — мазут — стали интересны в качестве более удобного, чем каменный уголь, жидкого топлива только после изобретения русским инженером Владимиром Георгиевичем Шуховым форсунки для котлов, использованной на речном и морском водном транспорте, особенно на военных кораблях. В начале уже двадцатого века в Цусимском сражении военные флоты России и Японии ходили