Читать книгу - "Пинхас Рутенберг. От террориста к сионисту. Том I: Россия – первая эмиграция (1879–1919) - Владимир Хазан"

С самого начала своей шпионской карьеры он, видимо, смотрел на донос как на правильный, вполне дозволенный источник существования. Сначала, когда он был еще студентом в Берлине, он соглядатайствовал среди русских социал-демократов, с которыми был знаком в эту пору. Позже судьба столкнула его с представителями слагавшейся партии социалистов-революционеров, и, как почти всегда бывает, среди наиболее осторожных конспираторов он нашел самых доверчивых товарищей. Великие, экзальтированные идеей освобождения России при помощи революционного меча, они просмотрели ужасающую пустоту души и профессиональную толстокожесть агента-провокатора и после нескольких удачных террористических актов, где он оказал им некоторую помощь, приписали ему свои собственные качества героических душ и стали видеть в нем присного им по духу идейного борца. А он… он, я полагаю, не особенно даже задумывался над своим поистине исключительным положением, которое позволило ему быть не только одним из влиятельнейших членов Центрального комитета, но нередко вдохновителем его планов, извлекая из этого положения все, что ему было выгодно для его карьеры профессионального, хорошо жрущего шпика. Повторяю, трагизм лежал не в каких-либо особо сатанинских свойствах его души, а в факте его постоянного соприкосновения с действительно выдающимися представителями русского революционого движения (Русанов 1929: 259).

Русанов отметал не только присущий Азефу авантюризм, которым многие стремились объяснить его действия, но и своего рода механизмы национальной мести, «такие сравнительно высокие чувствования, как национальный или расовый патриотизм», его ущемленное чувство еврея, воплотившееся в убийстве Плеве, допустившего Кишиневский погром. Хотя, считал Русанов,