Читать книгу - "Сирия и Палестина под турецким правительством - Константин Базили"

Джаззар-паша, его козни, его войска. — Междоусобия эмира Юсефа с братьями. — Братоубийства. — Поход Джаззара на мутуалиев. — Судьбы сего племени. — Любовные интриги в гареме Джаззара и бунты мамлюков. — Отречение эмира ливанского. — Избрание эмира Бешира. — Подать с Ливана. — Восстание горцев. — Казнь эмира Юсефа. — Бегство Бешира. — Месть Джаззара. — Абу Накиды. — Утверждение власти эмира. — Поход французов. — Манифест султанский. — Чувства народные. — Взятие Яффы французами. — Осада Акки. — Мутуалии в лагере Бонапарта. — Расположение умов на Ливане. — Принужденное бездействие горцев. — Фаворская битва. — Впечатление, произведенное походом французов. — Несбыточные замыслы, приписанные Бонапарту. — Контраст Египта с Сирией

Возвратимся к нашему рассказу, которого героем становится надолго знакомый уже читателю Джаззар. По взятии Бейрута русскими он сдался Дахиру и оставался в Акке на праве гостеприимства. Мучимый жаждой власти и приключений, он вскоре затем бежал в Константинополь. Там, неизвестно какими путями, достиг звания паши в Карахисаре. Оттуда, при известии об успехе экспедиции капудан-паши противу Дахира, Порта поспешила назначить Джаззара пашой Сайды^[137] и вверить его управлению Ливан, мутуалиев и всю страну, бывшую во власти шейха.

Появление Джаззара навело страх на эмира ливанского. Правда, Джаззар был ему обязан жизнью, был им облагодетельствован, но в турках долг признательности служит только к усилению итога тайной мести. Эмир Юсеф предстал с дарами к капудан-паше, похвалился своей долгой борьбой с наказанным бунтовщиком Дахиром, умолчал о своем союзе с ним, успел войти в милость к паше и даже получить обещание покровительства его противу чаемых гонений от Джаззара. Капудан-паша по приглашению эмира был у него в горах в Дейр эль-Камаре. Эмиры ливанские всегда любят щеголять пред столичными гостями теми горными тропинками, по коим путешественник со страхом пробирается в их селения, будто в орлиные гнезда. Во всяком другом народе такие дороги послужили бы вернейшим оплотом противу внешнего врага. Но турки давно уже постигли, что ливанские скалы и ущелья всегда доступны их войску благодаря семейным враждам эмиров. Моряк Хасан-паша возымел, впрочем, весьма выгодное мнение о могуществе эмира, оказал ему много почестей и в награду усердия его к Порте пожаловал на несколько лет льготу от податей.

^{Крепостная стена Акки. Гравюра В. Г. Бартлетта, 1820-е гг.}

По отплытии флота Джаззар-паша, который недаром гостил у эмира и хорошо проведал все козни ливанские, послал требовать податей и сверх того приличного подарка себе. В то же время он изгнал Шихабов из Бейрута и конфисковал их дома и все их имущество в этой древней столице Фахрэддинов^[138], которая с того времени состоит и поныне в непосредственном управлении пашей. Ни льготы, дарованные капудан-пашой, ни повторительные его предписания Джаззару в пользу эмира не спасли горцев от непомерных налогов. Эмир, принужденный отплачиваться Джаззару, чтобы приобрести его благосклонность, насильственно взимал с народа огромные суммы. Народ роптал на своего эмира, а соперники были готовы воспользоваться первым случаем, чтобы его свергнуть. Таким образом Джаззар достиг двоякой цели: обирал горцев и порождал между ними вражду и козни, которые служили вернейшей порукой и усиления власти паши на Ливане, и умножения налогов.

Джаззар, не полагаясь на арабов, занял свой пашалык с ополчением из бродяг и головорезов, каких только мог набрать со всех концов Турции. Босняки, албанцы, магрибины и вольные привилегированные ватаги делиев^[139] притекли отовсюду под его знамена и вели жизнь разгульную. К этим ватагам, которые так живо напоминают доселе на Востоке пестрые войска Валленштейнова лагеря, присоединились впоследствии остатки левендиев^[140], этой буйной флотской милиции, которой уничтожение султаном Абдул Хамидом было в [XVIII] веке предисловием великого преобразования, совершенного в наши дни сыном его Махмудом.

Городу Сайде, который искони был столицей пашалыка, Джаззар предпочел Акку, потому что местоположение Акки на мысе, между морем и пространными гладкими полями, представляло большие удобства для укреплений. Таким образом, крепость, заложенная последним поборником арабской народности в Сирии, обратилась в гнездо, из коего самый свирепый из турецких пашей держал эту страну в своих когтях и с лишком тридцать лет беспощадно терзал свою добычу.

Во второй год своего управления Джаззар под предлогом сбора 100 тыс. пиастров пени с эмира за то, что горцы имели близ Сайды схватку с его войском, отрядил в Дейр эль-Камар 400 человек своих сорванцов. Оттоле они несколько месяцев сряду грабили и сквернили безнаказанно весь Шуф, Метен и Кесруан — самые неприступные округа Ливана. Атаман этой милиции, курд Мустафа-ага, видя, как легко управляться с арабами, и имея перед глазами пример своего паши, замыслил свергнуть самого Джаззара и заступить его место. В таких-то руках была в ту пору судьба племен, подвластных Порте. Этот Мустафа легко мог бы сделаться властелином Сирии, а Порта не замедлила бы его признать своим наместником, лишь бы вносил он сумму, коей был обложен пашалык. Но Джаззар, своевременно извещенный об измене, успел переманить к себе войско курда Мустафы, а тот бежал к своим курдам.

Эмир, без сомнения, еще прежде мог бы освободить край от такого гостя, но в это время его два родных брата эмир Саад эд-Дин и эмир Эфенди поднимали недовольных шейхов и готовились его самого свергнуть. Хитрый эмир, чтобы вернее погубить своих братьев и сделать их ненавистными народу, сам добровольно отказался от власти в пользу претендентов. Им предстояло еще получить согласие Джаззара, а для этого было неизбежно набавить подати. Юсеф удалился в Кесруан к маронитам. Едва братья его приняли правление, вскипел бунт по навету Юсефа, который таким образом вторично получил княжество, впрочем не без того, чтобы при этих переменах не была набавлена подать в пользу Джаззара.

Для насыщения паши изобретательный ум Саад эль-Хури, министра Юсефова, стал вымышлять новую финансовую систему для Ливана. Здесь, как и во всех других азиатских странах, знали в старину только прямой налог, платимый с плантаций шелковичных и масличных, единственных продуктов Ливана; даже подушного оклада (харадж) не было на христианах ливанских, ибо они не были завоеваны мечом султанов, а покорились с сохранением своих прав. Эмир наложил сперва подать на семя червей шелковичных, потом оклад подушный, потом сбор с рогатого скота, с мельниц и т. п.