Читать книгу - "Воспоминания розы - Консуэло де Сент-Экзюпери"

– Консуэло, Консуэло, мне скучно, мне смертельно скучно. Я не могу провести жизнь в кресле или на террасе кафе. У меня есть ноги, поэтому я должен двигаться, я должен двигаться…

– Я знаю, Тонио, от городской жизни вас начинает тошнить. Вы любите себе подобных, только когда они что-то делают. Вы не понимаете ни того, что мы называем радостями жизни, ни тех чудесных моментов, когда нет других забот, кроме как просто сидеть и любоваться природой. К несчастью для меня, да и для вас иногда тоже, вы из тех людей, кому нужна постоянная борьба, завоевания. Так что уезжайте, уезжайте.

Я прекрасно понимала, что Тонио страдал за весь род человеческий, потому что хотел сделать людей лучше. Он был из тех, кто сам выбирает свою судьбу и знает, как дорого приходится платить за эту первобытную свободу.

Закончились долгие ужины, вечеринки с танцами, самозабвенное веселье, у Тонио больше не оставалось ни секунды, потому что какая-то, вероятно, почти божественная сила назначила ему быть семенем, из которого суждено вырасти лучшей человеческой породе на земле. Нужно было поддерживать его в его трудах, в борьбе, на тернистом пути к самому себе и своим книгам, среди будничных забот и среди всех тех, кто пока не понимал, что его сердце разговаривает с Богом.

В то время я была еще очень молода и не до конца осознавала подобные вещи. Я следила за мужем, как следят за ростом огромного дерева, не замечая изменений. Я опиралась о него, как в собственном саду касаются дерева, под сенью которого хотят однажды забыться вечным сном.

Однако же я привыкла к этому экзотическому древу. Безразличие Тонио к материальным ценностям казалось мне совершенно естественным. И тем не менее мы постоянно жили в ожидании, что вот-вот нам откроется лучший мир. Этот мир вовсе не казался недостижимым.

Каждый вечер в наших скромных комнатках в гостинице «Пон-Руайяль» Тонио складывал и раскладывал географические карты. Он рассказывал мне о Багдаде, о странных, еще не открытых городах, о белых индейцах, которые обитают, как говорят, где-то в долине Амазонки.

– Консуэло, вы не думаете, что в воде, в океане существуют дороги, где ходят существа, которые думают так же, как мы, которые всего лишь не дышат, как мы? Возможно, их размеры меняются, они способны раздуваться и сжиматься в считаные секунды.

– Конечно, Тонио, – отвечала я, дав волю воображению. – Я думаю, что киты, огромные рыбы, которых мы видим, на самом деле морские камни или черви. Я думаю, этим существам, которых вы придумали, проще двигаться в воде, чем нам перемещаться по суше. Может быть, именно сейчас там какая-нибудь женщина вроде меня, у которой глаза повсюду, и потому она более восприимчива, чем я, размышляет о том же, о чем мы сейчас говорим. И она думает так: «На земле жизнь мыслящих существ, должно быть, нелегка. Там так зелено, столько травы, камней, минералов и вообще твердых вещей! Деревья такие высокие, что совсем не оставляют живым существам места!»

– Моя маленькая Консуэло, послушайте, я хочу уехать, я полечу в Сайгон и найду для вас там маленький домик, чтобы вы приехали рассказывать мне сказки.

– Сайгон далеко от Парижа, Тонио.

– Да, жена моя, но самолеты вполне надежны, они летают быстро. Я очень хочу поехать в Китай.

– Потому что вам нравятся китаянки?

– Да, Консуэло, я люблю маленьких молчаливых женщин. Там я окружу вас, как королеву, дюжиной маленьких существ, чтобы вы никогда не оставались в одиночестве, чтобы вы играли с ними.

* * *

И вот январским вечером 1936 года я сварила очень крепкий кофе, чтобы наполнить термос. Это не даст Тонио заснуть во время долгого перелета из Парижа в Сайгон.

– Пара-тройка апельсинов, возможно, будет кстати. Вы обещаете мне, Тонио, что не полетите над водой и даже над тем, что хоть немного на нее похоже? Наверно, я глупая и зря говорю вам про свои суеверия, но мне кажется, что вода вас не любит.

– Может, она как раз, наоборот, любит меня. Помните, ведь Средиземное море чуть не превратило меня в рыбу. Вы несправедливы к воде, несправедливы. Не кладите апельсинов, бензин гораздо нужнее моему самолету. Я даже пальто не возьму.

– Ах, Тонио, как бы мне хотелось, чтобы сейчас уже наступила весна, я была бы в Сайгоне, в доме, полном цветов!

– И вы бы могли заставить меня съесть столько апельсинов, сколько пожелаете, а маленькие китаянки собирали бы их для нас, как во Франции девушки собирают черешню.

В этот момент в комнату вошли летчик Люка и механик. Они разговаривали так серьезно, как разговаривают только мужчины, работавшие всю ночь, чтобы разработать маршрут, которым пилот должен следовать много дней и ночей. Они оба считали себя ответственными за своего старшего брата, который как птица распевал «Время черешни», потом, поцеловав меня, попросил еще кусок шоколада таким тоном, словно отправлялся за город на пикник.