Читать книгу - "Тайный сговор, или Сталин и Гитлер против Америки - Василий Молодяков"

Часть японских дипломатов и военных на протяжении всех 1930-х годов считала благожелательный нейтралитет СССР необходимым условием успешного осуществления экспансии в Китае, хотя, разумеется, и они опасались коммунистической пропаганды. После «пакта Молотова — Риббентропа» на просоветские позиции встала группа влиятельных сторонников союза с Германией против «англосаксов». Идея «континентального блока», которую они пропагандировали, на протяжении ряда лет — когда открыто, когда в завуалированной форме — разрабатывалась на страницах «Zeitschrift fur Geopolitik» с середины двадцатых годов, так что статьи Зорге в этом журнале нисколько не противоречили его генеральной линии. Как коммунист он мог испытывать сомнения (вопрос открытый) относительно союза Советской России и нацистской Германии в варианте «пакта Молотова — Риббентропа». К перспективе же альянса СССР и Японии он относился скептически даже после урегулирования конфликта на Халхин-Голе, когда голоса в его пользу стали раздаваться открыто. «В японско-русских отношениях, — писал он 16 сентября 1939 г. во „Франкфуртер цайтунг“, — начался, казалось, принципиальный поворот, аналогичный повороту, уже совершенному Германией и Советским Союзом. Казалось, что Японии стало также ясно, что ее главным противником в Восточной Азии является Англия, а не Советский Союз. Однако дело пока ограничилось по меньшей мере локальным перемирием… Тенденция признать главным врагом японской политик в Китае Англию и поставить себе задачу „успокоение“ отношений с Советским Союзом проявляется теперь все яснее, в том числе и в армии. Однако этим кругам, начинающим понимать правильность взятого Германией нового внешнеполитического курса, пока еще приходится проявлять известную сдержанность по отношению к противникам их былой и нынешней внешнеполитической переориентации».

В необходимости не просто предотвращения войны, но достижения благожелательного нейтралитета между тремя странами Зорге не сомневался никогда. Это видно из его публикаций, имевших немалую — и, главное, влиятельную— аудиторию. 13 ноября 1940 г. он поместил во «Франкфуртер цайтунг» исключительно важную статью «Большой поворот. „Ревизия“ японской внешней политики в связи с Тройственным пактом», которую следует привести целиком.

«Правительство Коноэ в течение первых двух месяцев пребывания у власти приняло важное решение, перед которым уже стояли три предшествовавших японских правительства (Хиранума, Абэ и Енаи. — В.М.). После этого решения, которое нашло свое выражение в Тройственном пакте, Япония на сегодняшний день прошла уже значительное расстояние по своему новому внешнеполитическому пути. С падением кабинета Енаи — Арита в июле этого года рухнула последняя попытка удовлетворить растущие притязания Японии на „жизненное пространство“ под знаменем „традиционной внешней политики Японии“, т. е. в духе взаимопонимания с англо-американскими державами. Считают, что уже конфликт в Китае лишил реальной почвы складывавшуюся на протяжении десятилетий внешнеполитическую традицию Японии, ибо напряженность между Японией и ее двумя „традиционными друзьями“, которая прежде проявлялась лишь изредка, вылилась в ходе китайской войны в неразрешимые противоречия. А европейская война и большие политические успехи Германии и Италии сделали из этой внешнеполитической традиции ошибку, которая поставила под угрозу саму реальность японской экспансии.

Однако сила воздействия старой внешнеполитической ориентации, чрезвычайная важность поворота в политике, нацеленного на союз с Германией и Италией, вызвали на короткое время среди японских руководящих кругов определенные колебания и страх перед последним решительным шагом. Некоторые влиятельные слои, особенно те, которые неохотно признавали конец традиционной внешней политики страны, сочли себя обязанными рекомендовать новую ориентацию, которая была призвана дать возможность Японии в гордом одиночестве, не вступая в союз ни с одним из двух больших противоборствующих лагерей, пожать плоды великой борьбы в Европе. Эта концепция опиралась на то, что Германия после заключения пакта о ненападении с Советским Союзом слишком сосредоточилась, дескать, на борьбе в Европе, чтобы у нее вообще остались время и интерес заниматься Восточной Азией и поддержанием тесных отношений с Японией. Однако эти утверждения в середине сентября были опровергнуты ясными доказательствами немецкой готовности к сотрудничеству. Тем самым прошло и время колебаний для Японии. За какие-то две недели был подписан Тройственный пакт. Курс на новую внешнюю политику был взят при помощи новых методов и при активном содействии руководства японской армии и флота.

Поворот в японской внешней политике следует охарактеризовать как чрезвычайно радикальный — во-первых, в отношении главного направления или территориально-целевой установки активной внешней политики, затем и в отношении потенциального противника и, наконец, в отношении роли Японии как договорного партнера Германии и Италии. Основное направление японской экспансии с древних времен (с 364 г. н. э.) до сегодняшних дней всегда оставалось неизменным: через Корею как мост в Китай, а точнее в Северный Китай с Маньчжурией и провинцией Шаньдун. Аннексия принадлежавшего некогда Китаю острова Формоза ничего не меняет в принципиальных установках этой прослеживаемой через века основной цели японской внешней политики. Современная японская территориальная политика подчеркнула свою заинтересованность в северных областях Китая еще путем того, что она уже во время первой китайской войны 1894–1895 гг. видела единственного потенциального военного противника в России, так как уже тогда Китай рассматривался лишь как цель, а не как противник, которого следует принимать всерьез. Так возникло почти общепринятое мнение, что Россия, дескать, была, есть и будет заклятым врагом Японии. Даже сегодняшняя война в Китае началась с намерением расширить и обезопасить районы развертывания войск фронтом на север путем покорения Северного Китая и Монголии. Только воздействие „китайского пространства“ как оружия в борьбе, а затем потрясение англо-французских позиций на Востоке в связи с победами Германии в Европе позволили возникнуть „Великой Восточной Азии“ как истинному жизненному пространству Японии с центром тяжести в Среднем и Южном Китае и юго-западной части Тихого океана.

В то время как англо-японский союз 1902 г. признавал только господствующие позиции Японии в Корее и ее особые интересы в Китае, Тройственный пакт признает за Японией в обязательном порядке это новое жизненное пространство „Великой Восточной Азии“. Тем самым старое предвидение великого Хидэеси, который мечтал о зоне господства Японии от Китая до южных окраин Тихого океана, стало современной целью Японии и договорно признано победоносными великими державами Европы. Это, действительно, радикальный поворот в японской экспансионистской политике, какой она оставалась на протяжении минувших шестнадцати столетий. В кратчайший срок центр тяжести, почти минуя переходную стадию, переместился с северной части азиатского континента на южные районы Тихого океана, включая омывающие Китай моря.

Тем самым одним махом сменились и „потенциальные“ военные противники. Интерес к русскому „заклятому врагу“ утрачен; на русских даже начинают взирать по-новому, как на возможных дружелюбных соседей. Но тем острее становится теперь столкновение с Англией и Соединенными Штатами, ибо они были властителями „великоазиатского пространства“ и, пожалуй, продолжают ощущать себя в этой роли и сегодня. Именно эти две державы главным образом на протяжении десятилетий пытались ради сохранения своих тихоокеанских владений подтолкнуть Японию к экспансии на север континента (т. е. против России; выделено мной. — В.М.). Сегодня вполне возможно, что Владивосток, который еще недавно называли „кинжалом, направленным на Японию“, утратит свое острие.