Читать книгу - "Русские распутья или Что быть могло, но стать не возмогло - Сергей Кремлев"

Первым браком он был женат на англосаксонской принцессе Гиде (Гите), дочери английского короля Гаральда II. Ломоносов, к слову, ошибочно «женил» Владимира на Христине, «королевне шведской, дочери Ингора Четвёртого», на которой был женат сын Владимира Мономаха – Мстислав. В любом случае брак был «европейского» калибра, что для времён Киевской Руси, было, впрочем, делом обычным.

Имя второй жены Мономаха – боярышни, осталось неизвестным, однако она родила мужу сына, который и сегодня вполне знаменит, – будущего Юрия Долгорукого.

Отец Владимира Мономаха Всеволод скончался в 1093 году, и наследовать власть должен был – как старший в роде – племянник Всеволода и двоюродный брат Владимира Мономаха Святополк Изяславич.

40-летний Мономах имел огромную популярность среди киевлян и мог сам претендовать на отцовский стол. Однако он не захотел междоусобия – их теперь на Руси могло и без того появиться с избытком. Владимир вызвал из Турова в Киев Святополка Изяславича, который и стал на двадцать лет великим киевским князем.

А Владимир остался княжить в Чернигове…

Если знать, сколько сил и крови отнимали у русского народа княжеские распри и усобицы, то поступок Мономаха нельзя не расценивать как однозначное свидетельство его государственной незаурядности. Более того, в 1094 году ему пришлось уступить и Чернигов другому двоюродному брату – Олегу Святославичу, и перейти в Переяславское княжество, пограничное со Степью и поэтому находившееся под постоянной угрозой набегов половцев.

Имеется в виду Переяславль Южный, расположенный примерно в ста километрах юго-восточнее Киева вниз по течению Днепра… Более северная и более лесистая Черниговщина, отстоящая к северу от Киева на те же сто километров, была, конечно, уделом намного лучше защищённым и спокойным. Перемещаясь же в Переяславль, Владимир оказывался в роли передового киевского заслона, которую он, надо сказать, выполнял с честью.

Увы, остальные коллеги Владимира Мономаха по управлению Русью государственной зрелости не проявили. В 1097 году на княжеском съезде в Любече – одном из старейших русских городов на Днепре, князья разделили между собой единую до этого Киевскую Русь по принципу вотчинного владения: «кождо да держить отчину свою».

Получилась этакая средневековая Белая Вежа…

В Любече собрались тогда великий киевский князь Святополк Изяславич, черниговские князья Олег и Давыд Святославичи, переяславский князь Владимир Мономах, волынский князь Давыд Игоревич и теребовльский князь Василько Ростиславович.

Собственно, съезд был собран с целями, вроде бы, объединительными – для организации совместной борьбы с половцами, постоянно опустошавшими Русь набегами. Общая договорённость на сей счёт была достигнута, однако не реализована. Зато раздел единого Киевского государства на отдельные «независимые» вотчины был чреват в перспективе общенациональной трагедией, и начатый в Любече процесс политического развала и разъединения Руси действительно привел к катастрофическим последствиям – через полтора века сотни русских городов превратились в развалины после нашествия на Русь полчищ Батыя…

Параллель между теми давними событиями и нашими днями настолько очевидна, что вряд ли на ней стоит останавливаться больше, чем уже было сделано. И так должно быть ясно, что каждый раз, когда в пределах Русских земель начинали набирать силу настроения сепаратизма, это оборачивалось для государства слабостью, делающей его лёгкой добычей соседей, а для народов, лишённых единого и компетентного руководства, – слезами, утратой достатка, горем.

Принятая на съезде в Любече удельная, вотчинная система исходила из того, что область, которой владел отец князя, считалась принадлежащей сыну. Однако княжеское потомство было, как правило, многочисленным. Если ранее все земли одного княжеского рода считались родовым владением – в принципе нераздельным, и глава рода мог «тасовать» владения между членами рода, то теперь каждый член рода получал удел (от слова «уделять») – свою долю в родовом владении. И этот процесс дробления приобретал, конечно, лавинный характер, порождая постоянные недоразумения, недовольства, ссоры, переделы…

При всём при том, однако, владения приобретали феодальный характер в том смысле, что становились наследственными. В составе крупных феодальных структур – Киевского, Галицко-Волынского, Полоцко-Минского, Черниговского, позднее – Владимиро-Суздальского, Муромо-Рязанского княжеств и т. д., возникали более мелкие княжества – каждое со своим административным аппаратом, отдельной дружиной… В городах усиливалось значение веча – отношения горожан с князем приобретали нередко характер договора, который мог быть и нарушен, или расторгнут.

С какого-то момента образовалось до 120 удельных княжеств, а последним удельным князем – Угличским, был сын Ивана IV Грозного царевич Дмитрий, случайно погибший подростком в 1591 году. То есть, удельная система просуществовала на Руси почти ровно пятьсот лет!

В европейских, например, условиях она не была бы такой уж разрушительной – на территории современной Германии долгое время размещалось до 300 мелких «государств», которые существовали веками, не исчезая. И это объяснимо – со всех сторон германские земли из века в век окружали государства и народы, цивилизационно схожие с немцами… Все народы вокруг были оседлыми, все имели сходные цивилизационные установки, все развивали города, технологии, культуру, социальный быт…

Положение русских земель и русского народа оказалось в этом отношении принципиально отличающимся и особым – это надо помнить всегда при рассмотрении истории триединого русского народа от праславянских времён до, по сути, последней четверти XVIII века, когда с присоединением Крыма к России была окончательно ликвидирована опасность со стороны пограничной Дикой Степи.

Всё это время история России проходила под знаком исключительно негативного смысла враждебной кочевой Степи для целей развития нормальной общественной, экономической и культурной жизни русского народа.

Имея опыт уже хазарских, половецких, печенежских степных набегов, средневековая Русь не могла позволить себе раздробление, однако же, в конце концов, позволила… А точнее – это позволили себе тогдашние правящие элиты, впервые так значаще и в перспективе – трагично, предавшие общерусские интересы в угоду личным, своекорыстным.

Крупные князья-владетели, включая и великих киевских князей, были, конечно, естественными сторонниками сохранения и укрепления централизации – под их, естественно, рукой. Однако киевские князья не очень ладили с волынскими, позднее – с владимиро-суздальскими, и прочного единства установить не удавалось.

Период после Любечского княжеского съезда 1097 года стал периодом междоусобных княжеских свар, начало которым положило ослепление в том же 1097 году князя Василька волынским князем Давыдом Игоревичем, одним из внуков Ярослава Мудрого. Давыд хотел захватить теребовльские владения при попустительстве великого киевского князя Святополка Изяславича, и Владимир Мономах со Святославичами – Давыдом и Олегом, пошёл войной на Святополка. Вскоре, однако, был заключён мир на условии, что Святополк накажет ослепителя сам.