Читать книгу - "По ту сторону - Виктор Павлович Кин"

Тяжело передвигая ноги, он перетащил вместе с Ильёй Семёновичем Матвеева на диван, слушал шутки доктора, внезапно подобревшего, когда перевязка кончилась, и машинально улыбался. Илья Семёнович вымыл руки, оделся и ушёл в столовую пить чай. Толстая повязка белела на ноге Матвеева ниже колена. Безайс стоял, вспоминая, что надо делать, — надо было одеть Матвеева. Опустившись на колени, он начал застёгивать пуговицы. Доктор снимал халат и плескался водой около умывальника.

— Однако вы ловко все это сделали, — сказал Безайс, чувствуя необходимость сказать ему что-нибудь приятное.

Доктор вытирал руки мохнатым полотенцем.

— Да, я немного маракаю в этом. Но он совсем ещё мальчик. Сколько ему лет?

— Н-не знаю… Двадцать — двадцать один.

— Хм… Странно — не знать, сколько лет брату.

— Я забыл, — сказал Безайс, подумав.

Пуговицы никак не застёгивались. Матвеев коротко стонал, мотая головой. Тут Безайс вспомнил, что на улице его ждёт Варя. Он совсем забыл о ней, как забыл обо всём другом. Что она там делала одна на морозе с чужими лошадьми?

— Доктор!

Безайс вскочил, сжав кулаки, готовый драться со всем городом. Доктор стоял около телефона, держа трубку в руке.

— Куда вы хотите звонить?

— В больницу.

— Зачем?

— Чтобы приехали за ним.

— Пожалуйста, не звоните. Я отвезу его домой.

— Почему?

— Потому что отвезу. Я не хочу, чтобы он лежал в больнице. Повесьте трубку!

— А если не повешу?

— А если… Повесьте трубку!

— Но ему надо лежать в больнице. Так нельзя. Нужен тщательный уход.

— Уход будет самый тщательный. Не звоните, я вас прошу.

Доктор повесил трубку и засунул руки в карманы.

— Так-с, — сказал он неопределённо, выпячивая щетинистые губы.

Безайс снова опустился на колени и, лихорадочно спеша, надел чулок и ботинок.

— Смотрите, — услышал он, — на вас опять могут… — доктор помедлил, — хулиганы напасть.

— Не нападут.

Он чувствовал на затылке внимательный взгляд доктора и спешил, как только мог. Надо было скорее убираться, становилось что-то очень уж горячо.

Слышно было, как доктор шуршал бумагой на столе и укладывал инструменты. Потом он принялся ходить по комнате, кашлять, щёлкать пальцами, сопеть; наконец, подойдя к Безайсу почти вплотную, он остановился у него за спиной.

— Ну а теперь скажите мне правду, где его ранили? Не обманывайте меня.

И, понизив голос, сказал:

— Вы большевик. И он — тоже большевик.

Безайс медленно поднялся с колен и прямо перед собой увидел золотые очки, мясистый нос доктора и его бородку клинышком. Опустив глаза, он взглянул на шею в мягком воротничке домашней рубашки; потом, выставив вперёд левое плечо, он твёрдо упёрся ногами в пол.

— Слушайте, — сказал он, равномерно дыша и распрямляя пальцы. — Бросьте эти штуки. Это может плохо кончиться для вас.

— Плохо? — тихо переспросил доктор.

— Совсем плохо, — так же тихо ответил Безайс.

И вдруг он увидел, как на лице доктора, около глаз, дрогнули и разбежались весёлые морщинки. Это немного сбило его с толку, — но лицо доктора было по-прежнему серьёзно.

— Вы меня убьёте? Потащите в угол и придушите подушкой?

— Посмотрим, — ответил Безайс неуверенно.

— Нет, без шуток?

— Посмотрим, посмотрим.

Он отошёл на несколько шагов, не спуская с Без-айса удивлённых глаз.

— А сколько вам лет?

— Девятнадцать, — угрюмо солгал Безайс.

Доктор минуту смотрел на него с непонятным выражением лица, что-то обдумывая, потом спросил:

— Вы не обедали сегодня, правда?

— Не обедал.

— Сумасшедшие, — сказал он, качая головой. — Ну не делайте такого лица, я знаю, что вы вооружены до зубов. Зачем вы так рано вмешиваетесь в политику? Что это вам даёт? Ведь сейчас вам надо было бы выпить стакан молока и ложиться спать. Вы изводите себя. Сначала надо вырасти, окрепнуть, а потом делайтесь белыми или красными. У вас совершенно больной вид. Здесь, под лопатками, не колет?

— Нет.

— Общество, коммунизм, идеалы, — надо и о себе немного подумать. Так вы уморите себя. Отдыхайте, дышите свежим воздухом и лучше питайтесь. Вы, конечно, скажете, что это меньшевистская программа. Но я уверен, что если бы ваш Ленин был здесь, он уложил бы вас в постель. Да вы не слушаете меня?

Безайс был измучен и сознавал только, что доктора бояться нечего.

— Слушаю, — ответил он. — Если бы Ленин был здесь, он уложил бы меня в постель. У вас профессиональный подход к делу. Есть много вещей на свете, которых вы не сумеете понять.

— Стар?

— Может быть.

— И глуп?

— Нет. Просто вы чужой человек.

— Чужой? А вы мальчишка!

Безайс с удивлением заметил вдруг, что доктор волнуется.

— Чужой… говорите прямо: кровосос. Ещё и выдаст, чего доброго, правда?

Он оборвал себя самого.

— Я пошутил. Конечно, чужой. Знаете что? Пойдёмте поешьте чего-нибудь. У вас совершенно заморённое лицо.

— Спасибо, не могу. На улице меня дожидается одна девушка.

— Тоже сестра какая-нибудь? Ну, как хотите.

— Сколько я вам должен за работу?

— Какие у вас деньги? Купите себе на них леденцов.

Он отошёл к столу, написал несколько рецептов и долго объяснял Безайсу, что надо делать. Он настаивал на том, чтобы Безайс на другой же день привёл его к Матвееву.

— Политика политикой, а гангрена сама собой.

Безайс машинально кивал головой. Он был оглушён событиями этого дня и чувствовал себя невыносимо скверно.

— Хорошо, — сказал он безрадостно.

Он кое-как одел Матвеева, заложил его руку за шею и приподнял с дивана. Матвеев все время невнятно мычал, и Безайсу это напоминало, как на бойне мычит сваленный последним ударом бык. Нести было тяжело, но Безайс отказался от помощи доктора.

— Я сам.

Он вынес его на улицу и бережно уложил в сани, укрыв пальто. Подумав, он снял шинель и тоже положил её на Матвеева, оставшись в куртке.

— Что с ним? — спросила Варя. — Ты простудишься.

— Ничего. Ну, поедем.

Он оглянулся. Доктор стоял в дверях, ветер трепал его редкие волосы и полы пиджака. На его лице отражалось волнение, и глаза за толстыми стёклами казались большими и тёмными. Точно вспомнив что-то, Безайс вылез из саней и подал ему руку.

— До свидания. Я и мои товарищи — мы вас благодарим.

— Ладно, — сказал доктор. — Какое вам дело до меня? Конечно, вы правы: у вас слишком много дел, чтобы обращать внимание на стариков. Из стариков надо варить мыло, правда?

Он захлопнул дверь и снова открыл её.

— Но завтра обязательно приходите за мной.

Нога

Матвеев открыл глаза и вдруг разом почувствовал, что жизнь переменилась, — будто и земля, и воздух стали другими. Сбоку он увидел окно, тюлевую занавеску и ветку сосны, качавшуюся за стеклом. Кто-то осторожно ходил по комнате.

— Можно, — услышал он голос Безайса. — Но только тише, тише, пожалуйста.