Читать книгу - "Мечтавший о солнце. Письма 1883–1890 годов - Винсент Ван Гог"

Хотя Серре соглашается с тобой, что создавать прекрасные произведения и продавать их – совершенно разные вещи, это не так. Когда публика наконец-то увидела Милле, все его работы вместе – тогда публика и в Париже, и в Лондоне пришла в восторг. А кто до этого заслонял свет, кто отвергал Милле? Торговцы картинами, так называемые знатоки и т. п. Я спрашиваю тебя: мог бы такое сказать кто-нибудь вроде Муре, раз уж мы говорим о торговле?

514 (R52). Антону ван Раппарду. Нюэнен, понедельник, 13 июля 1885, или около этой даты

Любезный Раппард,

после того, что произошло, я решил написать Вам, но скорее для пояснения своей позиции, а не ради удовольствия. Я немедленно отправил обратно Ваше последнее письмо по двум причинам, каждая из которых, на мой взгляд, достаточно весома. Во-первых, даже если Ваши замечания о литографии, которую я Вам послал, были справедливы, даже если бы я ничего не мог на них возразить, – даже в этом случае Вы не имели права так осуждающе отозваться обо всем моем творчестве в столь оскорбительной манере, точнее, отнестись к нему с полным пренебрежением, как Вы это сделали.

Во-вторых, поскольку не только я, но и мои родные всегда относились к Вам более дружественно, чем Вы к нам, Вы никак не можете претендовать на то, что в связи с таким событием, как уход из жизни моего отца, мы якобы обязаны послать Вам что-либо, кроме краткого сообщения.

Лично я точно не обязан, ибо еще до этого события Вы не ответили мне на мое письмо. Лично я точно не обязан, ибо по случаю ухода из жизни моего отца Вы направили письмо с соболезнованиями моей матери, причем такое, что, когда оно пришло, дома все недоумевали, по какой причине Вы не написали мне – о чем я, впрочем, не сожалел и не сожалею теперь.

Вы знаете, что я уже много лет был не в лучших отношениях с моими домашними. После смерти отца я в первые дни был вынужден общаться с ближайшими родственниками. Но как только приехали остальные родственники, полностью отошел в сторону. Так что возможные упущения совершил не я, а мои родственники. Должен Вам сообщить, что Вы были исключением в том смысле, что насчет Вас я спросил у своих домашних, послали ли они Вам сообщение, и оказалось, что нет. Довольно об этом!

Причина, по которой я снова пишу Вам, состоит не в том, что я хочу ответить на Ваше замечание по данному поводу. Я также не собираюсь повторять то, что уже сказал Вам о Ваших суждениях насчет живописи. Вы имели возможность перечитать свое собственное письмо, и если Вы по-прежнему считаете, что там все правильно, если Вы вправду думаете, что «если Вы приложите усилие, то сможете все выразить чертовски точно», – что ж, в этом случае оставайтесь в заблуждении!

Вернемся к делу: причина, по которой я Вам пишу, заключается просто-напросто в том, что мы с Вами слишком давно знакомы, чтобы считать оскорбление – хотя не я нанес его Вам первым, а Вы мне – достаточным основанием для полного прекращения знакомства. Я имею нечто сказать Вам как художник художнику, ибо мы оба занимаемся живописью, это так и остается, независимо от того, знакомы мы или нет. В своем письме Вы упоминали Милле.

Отлично, я Вам отвечу, дорогой друг.

Вы пишете мне: «и Вы смеете апеллировать к Милле и Бретону».

На это я Вам отвечу, что самым серьезным образом предлагаю просто-напросто не бороться со мной. Я поступаю так, как сам считаю нужным, и ни с кем не ищу ссоры, и с Вами тоже. Я не возражаю, чтобы Вы говорили, что Вам хочется, Ваши высказывания мне как с гуся вода. Вот пока что и все. То, что я будто бы не придаю значения форме, как Вы не раз говорили, – обращать на это внимание ниже моего достоинства, дружище, а ниже Вашего достоинства высказывать столь необоснованные утверждения. Мы с Вами знакомы уже много лет, видели ли Вы меня хоть раз за другим занятием, кроме работы над моделью, идущим на тяжелейшие затраты, несмотря на свою бедность?