Читать книгу - "Фаворит - Валентин Пикуль"

— Что же ты, разбойник, за долгами моими не уследил? — При этом открытая ладонь светлейшего означала дай, а сведенная в кулак означала: ни копейки не получишь.

Жениться Попову светлейший не разрешал.

— Пренебреги! — говорил он. — Зачем тебе это нужно?

Но очень был озабочен, чтоб в его Новой России быстро возникали семьи, чтобы рождались и росли детишки. Потемкин уплачивал из казны по пять рублей за каждую невесту, женщин искали по всей стране его агенты — капитан Крыжановский и «еврей Шмуль Ильевич» (так он значится в документах княжеских). С женами солдат было проще: их забирали из деревень, навек отрывали от барщины, везли в Новую Россию и сдавали на руки мужьям: живите! Овдовевших баб тут же расхватывали холостые солдаты. Дело это житейское…

Таврида еще никого не радовала. Голая земля в репьях и полыни, полумертвые города, погубленные без ухода сады, всюду бездорожье и… татарские беи, развращенные бесплатным трудом рабов-христиан. Попав в русское подданство, бездельники надеялись, что теперь за них будут трудиться русские, а им по-прежнему сидеть в кофейне и курить трубку. Иные же беззаботно продавали свои земли втайне надеясь, что скоро вернется власть ханов и русские разбегутся.

Потемкин печалился. Куда же делся прежний рай, когда здесь процветали колонии генуэзцев? С какого зеленого мыса легендарная Ифигения всматривалась в море? Громадные дубы, поверженные топорами, валялись посреди дорог. Леса беспощадно вырубались. Ради одного бревна валили десять деревьев, и из десятка отбирали одно — лучшее. Если требовалось кормить овец, их выпускали в заброшенный сад, где они быстро уничтожали растительность. Ученый садовод Габлиц говорил:

— Вряд ли даже в Италии сыщем такое блаженное место, каковым является Таврида. Но все здесь загублено: орешники стали сорняками, абрикосы сделались горькими, а виноградная лоза оплетает татарские заборы… Для того чтобы возродить эту страну, не хватает маленького пустячка — целого столетия жизни для нас да еще трудов неустанных следующих за нами поколений…

Архитектор Старов планировал новые города в степях: прямые проспекты сходились к триумфальным площадям, к рекам сбегали тенистые бульвары. Потемкин, пачкая руки, цветными мелками отмечал на таврических картах дороги, которые следовало проложить, деревни, которые еще надобно основать и заселить.

— Как мыслишь, Иван Егорыч, строить ли нам большие госпитали или лучше много больниц, но маленьких?

— В моем представлении, ваша светлость, — отвечал Старов, — большой госпиталь образует и большое кладбище. Из этого заключения сами решайте — что нам выгоднее?

Екатерина запрашивала: правда ли, «будто язва в Херсоне попрежнему свирепствует и будто пожрала большую часть адмиралтейских работников»? Чумное поветрие и впрямь снова навестило юные города, но вспышка эпидемии уже не была такой сильной, как в годе прошлом. Херсон хорошел: появились каменные казармы и магазины, арсенал возвышался над городом, готовились к спуску фрегаты. В поисках прохлады Потемкин выехал в степи близ Перекопа, там раскинулись шатры его ставки, отсюда во все стороны края скакали курьеры с его приказами, выговорами и планами. Светлейший надеялся оживить южные берега Тавриды парками с кипарисами и жасмином, в Мисхоре указал культивировать маслины и гранаты.

— Сам поеду смотреть, — сказал он Попову.

Хотелось верить, что Ной (самый древний винодел на земле) проживал тоже в Тавриде, осыпанной крупным и чистым виноградом; не отсюда ли, из генуэзских гаваней, и растекался по греческим амфорам веселящий ток благоуханных вин радости?.. В дорогу светлейший взял с собою Габлица; заехали в Алупку, навестили Судак, где Иосиф Бланк обязался контрактом основать лаборатории по производству вин и ароматов всяких. Вместо лабораторий увидели сарай (на который истрачено две тысячи рублей) и пьяного «директора виноделия», — Бланк, не успев создать новых вин, спился на старых. А где же посадки кедров, где благородные оливки да лавры? Потемкин разбушевался:

— Где апельсины, рыло твое немытое? — Он схватил Бланка за воротник и треснул об стенку сарая с таким успехом, что внутри «директора» что-то пискнуло, будто мышь раздавили. — Вон его! Вор… сволочь! — Успокоясь, светлейший обернулся к Габлицу: Карл Иваныч, берись сам — ты ученый, а чтобы к тебе не придирались, делаю тебя здешним вице-губернатором… Из ада крымского возроди здесь рай таврический…

В шатрах у Перекопа его ожидал Шагин-Гирей, покорный и виноватый. Потемкин вельможно расселся перед ним:

— Ну, хан! Набегался по горам Кавказа?

— Вы, русские, обещали мне поход на Персию, чтобы раздобыть для моей светлости престол шахов персидских.

— Престол в Исфагане уже занят… кысмет!

— Так куда же мне деваться теперь?

— Если хочешь, езжай в Калугу или Воронеж.

— А если вернусь в Бахчисарай?

— Тамошний дворец закрыт мною ради ремонта.

— Какого ремонта? — удивился хан.

— Капитального, — ответил ему Потемкин…

Он отправил императрице бочонок черноморских мидий, банку варенья из крымских яблочек, мешок с орехами, каперсы для стола и анкерок балаклавской икры — в дар от Ламбро Каччиони. Екатерина, очень любившая писать, на этот раз ничего не ответила. «Странно!»

Светлейшего разбудил Попов.

— Шмуль невест привез, — доложил. — Встанете?

— Встану. А женихи собраны ли? Вино кати, закуску ставь…

На телегах сидели молодухи и перестарки, соблазненные счастьем на чужой стороне. Пестрядинные сарафаны, лапоточки да поневы крестьянские — вот и вся одежда девчат, лишь на некоторых красовались бусы. Потемкин нарвал тюльпанов степных, быстро сплел венок, которым и украсил голову первой же молодухи.

— А что? — сказал. — Так лучше… такую-то девку и я бы в жены взял. Да вот, боюсь, не пойдешь ты за меня, одноглазого.

Светлейший оперся на трость, оглядел ряды женские и мужские.

— Ладно, — решил. — Смотрины и сговор сразу. Чтобы к утру все были в парном согласии. Попы повенчают всех завтра же… А теперь — гуляйте!

— Скотина-то иде? — спросила его одна баба.

— Сначала мужа сыщи, потом о скоте заботься. — Потемкин высмотрел в толпе осанистого мужика. — Эвон, — сказал ему, — баба с младенцем плачет… Возьмешь ли ее с дитем?

— Ежели бы двор да скотину каку, чего не взять.

— Дам скотину. Двор сам сделаешь. Бери с дитем…

Под утро Василий Степанович Попов принес депешу от Безбородко, который в самых отчаянных выражениях просил Потемкина скорее вернуться в Петербург — государыня тяжко больна: «Вернейшее к истреблению ея печали и всякого душевного беспокойства нам известное есть средство — скорейший приезд вашей светлости…»

— Лошадей! — повелел Потемкин. Заехав в Херсон, он справился о Свешникове. — Хочу видеть его. Каково он устроился?