Читать книгу - "Кровавый век - Мирослав Попович"

В сообществе есть преобладание определенных групп, и именно они воспринимаются как ее «типичные представители». «Преобладание» может быть не количественным, а социально-политическим – преобладающий тип может быть в меньшинстве, зато «просто» иметь власть в стране. Он может ее иметь – в демократическом варианте – в результате давления «снизу», от масс-mob с их приоритетами и симпатиями, а может иметь и в результате господства определенных «элит» благодаря власти, деньгам, знаниям или верованиям.

В нормальном обществе достаточно высокой степени сложности жизнь большинства людей проходит в пространстве оценок и дискурса, который можно отнести к широкому «поясу нормы». Другими словами, нормальное общество многомерно. Например, в норме проекты, которые нуждаются в оценке на их истинность или ошибочность, должны обсуждаться рационально, в познавательном дискурсе – независимо от того, нравятся ли они из идеологических соображений. Поведение и выражения экспрессии оцениваются по нормам допустимого в обществе, и принимаются, если не задевают какие-либо нормы, обычаи, чувства меры или чье-то самолюбие. Человек может плакать и смеяться в зависимости от того, какие чувства его переполняют, и собеседники могут воспринять и поддержать эти жесты. Проявления человеческого «Я» в разных измерениях коммуникации, в разном дискурсе автономны и могут быть принятыми для участников общения, если они по крайней мере не взаимоисключающие. В обществе же тотального контроля каждый дискурс должен быть согласованным с общими критериями, навязанными властью.

Индивид является ненормальным, если он опускается ниже нормы в эгоцентрическую сферу распада личности или поднимается над своим эгоизмом к экзальтированной пассионарности и святости. Является ли тоталитарное общество, по аналогии с индивидом, «ненормальным»? Поднимается ли оно выше нормы, опускается ли ниже?

Все полностью подчинить тотальному контролю невозможно. Ни один тотальный контроль не может полностью охватить все сферы деятельности, хотя бы сферу непосредственных практических действий, – рабочий забивает гвозди, руководствуясь рациональными мерками здравого смысла, а не идеологией или мифологическими параллелями. «Пояс нормы» остается и в тоталитарном обществе.

С другой стороны, и в нормальном обществе у каждого человека сфера личных знаний упирается в вещи, которые он принимает на веру, – ведь даже самый большой ученый не проверяет все знания, которые он получил в школе и университете, не перепроверяет всех теорем и не ставит сам эксперименты для подтверждения или опровержения предлагаемых ему истин. Каждый нормальный человек должен быть способным на «ненормальное» самопожертвование ради близких, а также может быть способным на очень эгоистичный поступок. Ни в личной психике, ни в психике сообщества как целого нельзя обойтись «поясом нормы» – всегда есть какие-то аномалии, выбросы в сторону избыточной некритической веры или в сторону неистовых претензий, срывы или к неоправданной жестокости, или вплоть до самоуничтожения, явления отказа от свободы в виде имитации смерти – аскезы, или волюнтаризм вплоть до нарушения элементарных, уже едва ли не инстинктивных, запретов. В общественной организации параллель этим мутациям поведения нормального индивида можно видеть в существовании антиструктур, которые противоречат фундаментальным принципам общества. Так, в обществах, где близорукий приземленный эгоизм господствует в повседневной бытовой практике, действует как противовес аскеза, чем-то привлекательная; в грубом средневековом корыстном обществе образуются сообщества аскетов-монахов – монастырь, который словно бы компенсирует общий баланс добра и зла.