Читать книгу - "Годуновы. Исчезнувший род - Екатерина Левкина"

Невзирая на яркие образы, созданные литературными творцами и живописцами, а также выдержки из публицистики Смутного времени и историографии XIX–XX веков, Емельянов-Лукьянчиков полагает, что версия об убийстве царевича Дмитрия властолюбивым Годуновым лишь клевета. Ведь в момент гибели царевича у Бориса не было ни «прав», ни возможностей воцарения, так как престол занимал молодой и дееспособный Федор Иванович. Историк уверен, вероятность наследования царского престола царевичем Дмитрием, сыном Ивана Грозного от седьмого брака, в результате заключения которого Церковь отлучила царя от причастия и наложила на него епитимью, стремилась к нулю.

Выдающийся русский писатель и историк Н. М. Карамзин писал о трагической гибели царевича Дмитрия: «Для вероятности сего злодейства надобно доказать связь его с пользой властолюбия». Впрочем, несмотря на влиятельное положение в Русском государстве, Годунов, как справедливо заметила известная современная исследовательница годуновского наследия Л. Е. Морозова, никаких возможностей для наследования трона у семисотлетней династии Рюриковичей не имел и, разумеется, не мог предвидеть, что наследница царя Федора умрет в младенчестве, а сыновей Ирина ему так и не подарит. Поэтому, считает Емельянов-Лукьянчиков, «преступления» Годунова, среди которых стоит выделить «романовское дело», представляются «нелепостями, достойными грубых невежд, которые хотели злословием льстить царствующей фамилии Романовых».

Убийство Годуновым царевича Дмитрия не является объективно установленным фактом, это, скорее, следствие политической борьбы, ведь миф об этом убийстве чаще всего встречается в зарубежных и проромановских источниках Смутного времени. Подробное исследование данного вопроса, считает Емельянов-Лукьянчиков, позволяет прийти к выводу, что «представление о Борисе-убийце не осталось всего лишь одной из басен, а попало в историографию именно благодаря упорному и своевременному повторению – с целью обоснования воцарения как безусловно нелегитимных Лжедмитриев, так и всенародно избранной династии Романовых».

Н. М. Карамзин в черновиках «Истории государства Российского» не был до конца уверен в оценке убийства царевича, но слишком буквальное восприятие этой работы, как, впрочем, и произведения не имевшего отношения к исследованию истории А. С. Пушкина, послужило причиной того, что образ Бориса Годунова как соправителя якобы слабоумного и безвольного царя Федора Ивановича, а затем и жестокого убийцы царевича Дмитрия явился наиболее распространенной оценкой годуновского наследия как среди историков, так и среди всего общества.

Н. М. Карамзин в своих трудах вопрошал: «Что, если мы клевещем на сей пепел, если несправедливо терзаем память человека, веря ложным мнениям, принятым в летописи бессмыслием или враждою?» Емельянов-Лукьянчиков, принимая во внимание эти слова русского классика, лишь удивляется вслед за выдающимся отечественным историком и политическим публицистом М. П. Погодиным: «Сам Карамзин был расположен защищать Бориса и первый, к славе своей, заметил несправедливость летописей, – удивительно, что после в „Истории“ он переменил свое мнение, не показав причин, которые его к тому побудили».