Читать книгу - "Унесенные за горизонт - Раиса Кузнецова"

В конце июля я уже старательно готовилась к экзаменам в вуз. Литературой занималась в библиотеке «Москопищепромсоюза».

Надя Ушакова, красивая, живая и остроумная, всегда хорошо одетая, что в те времена бросалось в глаза, быстро и ловко расставляла на стеллажах книги, сданные читателями. Я же, по праву подружки, сидела за высоким барьером и, невидимая из читального зала, ― на самом деле, небольшой комнаты с четырьмя столами ― корпела над толстенным Белинским. Надя расставила книги, подошла к барьеру и с кем-то поздоровалась. Ей ответил такой звучный и красивый баритон, что, не дочитав предложения, я тут же отодвинула книгу и выглянула из-за барьера.

Посреди зала стояли двое молодых людей. Тот, что отвечал Наде, поразил какой-то нездешней красотой. Высокий, широкоплечий; на крупном, будто написанном нежной акварелью лице ― ярко-красные губы. Черные волнистые пряди, разбросанные по высокому лбу, удивительно гармонировали с распахнутой курткой из черного бархата, а рубашка слепила белизной. Дополнял это великолепие не какой-нибудь обыкновенный галстук, а газовый бант вокруг шеи ― тоже черный.

Привычным движением близорукого человека он надел очки и, придерживая пальцами дужку, уставился на меня.

― Илюша, Арося, познакомьтесь с моей подругой, ― спохватилась Надя, заметив мой интерес к ее собеседникам. ― Она готовится в вуз. Хорошо бы ее тоже вовлечь в наш кружок.

Первым подошел худой юноша и протянул руку;

― Винников.

― Нечепуренко, ― так же официально представилась я.

Красавец приблизился к барьеру и снял очки; увидев узкие, ярко-синие глаза, я сразу вспомнила свое невзрачное платье, исхудавшее после недавнего аборта^[19] бледное лицо, гладко затянутые в незамысловатый пучок на затылке волосы ― и успела подумать, что этот принц не для меня, хотя я вполне годилась на роль Золушки, правда, с большим жизненным опытом.

― Арося, ― назвался этот «рафаэлевский», по моему определению, человек. Я вяло пожала его руку:

— Рая^[20].

Для оплаты репетиторов по естественным наукам нужны были деньги, и по совету Нади я устроилась работать в одну из артелей «Москопищепромсоюза» фасовщицей.

В конце июля ночи сделались душными, я не высыпалась, весь день на ногах ― такая уж мне досталась работа, а вечером бежала на занятия. Проходили они в небольшой комнате огромной коммунальной квартиры, где пахло тухлой рыбой и прокисшими тряпками. Преподаватель сидел на стуле с планшетом на коленях; исписанные формулами и схемами листы он передавал в партер, где мы, пять или шесть учеников, рассевшихся на полу полукругом, прилежно строчили в тетрадках, касаясь друг друга горячими локтями и роняя пот на страницы; вскоре, увлекшись уроком, репетитор тоже оказывался на полу ― в позе турка. Гонял по всему курсу, до полного нашего изнеможения, добиваясь понимания и четкости в ответах^[21].

Однажды Надя мне сказала, глядя на очередной пухлый том в моих руках:

― Ты получишь гораздо больше для своих экзаменов у нас в кружке. Между прочим, им руководит Эмиль Блюм.

― Кто это?

― Литературовед, критик, и очень известный! А еще туда ходит Арося. Помнишь, я тебя знакомила?

― Мне-тο что? Подумаешь! ― буркнула я.

Блюм, знаток литературы и классической, и советской, превратил наши занятия во что-то такое важное и нужное, что мы и часа пропустить не хотели. Он был настоящим кладезем знаний; с жадностью припав к этому источнику, я почерпнула такую массу фактов и сведений, которых никогда бы не нашла в книгах^[22]. Он сделался настоящим другом для всех нас, и особенно для тех, кто обладал несомненным талантом. По общему признанию, первым поэтом считался Арося.