Читать книгу - "Песнь небесного меча - Бернард Корнуэлл"

— Та датская шлюха!

— Какая датская шлюха? — спросил я.

На одно биение сердца я подумал, что тот имеет в виду Гизелу.

— Та шлюха, — он мотнул головой в сторону Тайры. — Которая замужем за идиотом. Набожная шлюха. У которой надут живот.

— Тайра?

— Она красивая, — все так же неистово сказал Этельвольд.

— Да, красивая.

— И замужем за старым идиотом! — Этельвольд глядел на Тайру с вожделением. — Когда она разродится щенком, которого носит в брюхе, я собираюсь ее завалить и показать ей, как вспахивает поле настоящий мужчина.

— Ты знаешь, что она моя подруга? — спросил я.

Этельвольд явно встревожился. Он понятия не имел, что я давно привязан к Тайре, и теперь попытался дать задний ход.

— Я просто думаю, что она красивая, — угрюмо проговорил он, — только и всего.

Я улыбнулся и наклонился к его уху.

— Только тронь ее, — прошептал я, — и я воткну меч тебе в задницу и вспорю тебя от промежности до глотки, а потом скормлю твои внутренности моим свиньям. Тронь ее хоть разок, Этельвольд, всего один разок, и ты — мертвец.

И я ушел от него. Он был дурак, пьяница и развратник, и я отмахнулся от него, как от безвредного дурака. Как потом оказалось, я ошибался. В конце концов, Этельвольд имел права на трон Уэссекса, но только он сам да еще несколько дураков верили, что он и впрямь станет королем вместо Альфреда.

У Альфреда имелось все, чего был лишен его племянник, — король был трезвым, умным, трудолюбивым и серьезным. И в тот день Альфред был счастлив. Он наблюдал, как его дочь выходит замуж за человека, которого любил почти как сына, слушал пение монахов, смотрел на построенную им церковь с золоченными балками и раскрашенными статуями — и знал, что с помощью этого брака возьмет под контроль южную Мерсию.

А это означало, что Уэссекс растет, как дети во чревах Тайры и Гизелы.

Отец Беокка нашел меня возле церкви, где приглашенные на свадьбу гости стояли на солнышке и ожидали, пока их позовут на пир во дворце Альфреда.

— В церкви слишком многие разговаривали, — пожаловался Беокка. — Это священный день, Утред, церковный праздник, таинство, а люди болтали, как на рынке!

— Я был одним из болтунов, — сказал я.

— Да ну? — Он прищурился на меня. — Что ж, ты не должен был так себя вести. Это же откровенное проявление плохих манер! И оскорбление Бога! Ты меня удивляешь, Утред, очень удивляешь. Я удивлен и разочарован.

— Да, отец, — с улыбкой ответил я.

Беокка распекал меня год за годом. Во времена моего раннего детства он был священником и духовником моего отца. После того как мой дядя узурпировал власть над Беббанбургом, Беокка бежал из Нортумбрии и нашел пристанище при дворе Альфреда. Король оценил его благочестие, ученость и энтузиазм, и благоволение Альфреда простерлось так далеко, что люди перестали издеваться над Беоккой, который, по правде говоря, был самым уродливым человеком во всем Уэссексе. Он хромал, косил, а его левая рука к тому же была парализована. Его косой глаз ослеп и побелел, как и его волосы, потому что Беокке было уже около пятидесяти.

На улицах дети насмехались над ним, а некоторые взрослые при виде него крестились, веря, что уродство — метка дьявола, но Беокка был христианином не хуже остальных.

— Рад тебя видеть, — сказал он небрежно, словно боялся, что я могу поверить в эти слова. — Ты знаешь, что король желает с тобой поговорить? Предлагаю тебе встретиться с ним после пира.

— Он будет пьян.

Беокка вздохнул, протянул здоровую руку к амулету в виде молота Тора, висевшему у меня на шее, и убрал его под мою рубашку.

— Постарайся остаться трезвым, — сказал он.

— Может, завтра?

— Король занят, Утред. Он не будет ждать, чтобы встретиться с тобой тогда, когда тебе будет удобнее.

— Тогда ему придется говорить со мной, когда я буду пьян.

— И предупреждаю: он хочет знать, скоро ли ты возьмешь Лунден. Вот почему и желает побеседовать с тобой…

Беокка внезапно умолк — к нам шли Гизела с Тайрой. Лицо Беокки вдруг изменилось, став счастливым. Он молча глядел на Тайру, как человек, которого посетило видение, а когда та улыбнулась ему, я подумал, что его сердце разорвется от гордости и любви.

— Тебе не холодно, дорогая? — заботливо спросил он. — Я могу принести тебе плащ.

— Мне не холодно.

— Твой голубой плащ?

— Мне тепло, дорогой, — ответила Тайра и положила ладонь на его руку.

— Мне это совсем не трудно! — сказал Беокка.

— Мне не холодно, дражайший, — сказала Тайра, и снова у Беокки сделался такой вид, будто тот сейчас умрет от счастья.

Он всю жизнь мечтал о женщине. О прекрасной женщине. О той, кто выйдет за него замуж и подарит ему детей, и всю жизнь его гротескная внешность превращала его в объект насмешек. Так продолжалось до тех пор, пока на окровавленной вершине холма Беокка не встретил Тайру и не изгнал демонов из ее души.

Теперь Беокка и Тайра были женаты уже четыре года. При взгляде на них становилось ясно, что нет двух людей, меньше подходивших бы друг другу: старый, уродливый, дотошный священник и юная золотоволосая датчанка. Но, стоя рядом с ними, нельзя было не почувствовать их радость — как тепло огромного костра зимней ночью.

— Тебе не следовало оставаться на ногах, дорогая, в твоем нынешнем состоянии, — сказал Беокка. — Я принесу тебе табурет.

— Я скоро сяду, дражайший.

— Табурет, думаю, или стул? И ты уверена, что тебе не нужен плащ? Мне будет совершенно не трудно его захватить!

Гизела посмотрела на меня и улыбнулась, но Беокка и Тайра не замечали нас, слишком поглощенные друг другом. Гизела чуть заметно мотнула головой, и я увидел, что неподалеку стоит молодой монах и пристально смотрит на меня. Он явно дожидался случая, чтобы перехватить мой взгляд, и было ясно, что ему не по себе. Монах был худым, невысоким, с каштановыми волосами; его бледное лицо удивительно напоминало лицо Альфреда. Такое же вытянутое, с тревожным взглядом серьезных глаз и с такими же тонкими губами. Судя по монашеской рясе, он был так же набожен, как и Альфред. Послушник, судя по тому, что ему еще не выбрили тонзуру.

Едва я посмотрел на него, как тот упал на одно колено и робко проговорил:

— Господин Утред…

— Осферт! — сказал Беокка, заметив присутствие молодого монаха. — Ты же должен сейчас заниматься! Свадьба закончена, а послушников не приглашали на пир.

Осферт не ответил Беокке. Вместо этого он обратился ко мне, по-прежнему не поднимая головы:

— Ты знал моего дядю, господин.

— Разве? — подозрительно спросил я. — Я знавал много людей.