Читать книгу - "Портрет Лукреции - Мэгги О'Фаррелл"

даже понять священника она не в силах. Выхватит слово-другое — «Отец», «душа», «союз», — но неясно, откуда они взяты и как связаны с остальными словами. Церемония очень серьезная, и положено ей внимать, однако Лукреция уголком глаза рассматривает Альфонсо: коричневые туфли, очертания стопы под начищенной кожей, изгиб стройной лодыжки в чулке, блестящие серебряные запонки. Волосы у него темные и чуть длиннее, чем у знакомых ей мужчин, даже падают на глаза. Память ее не подвела: он и правда высокий и широкоплечий, как настоящий солдат. Ее макушка едва достает ему до плеча.

Он тянется к кубку и передает Лукреции, а она прислушивается к дыханию жениха, шуршанию его одежды.

Священник забирает у Лукреции букет, соединяет руки новобрачных и знаком велит повернуться друг к другу лицом. Опять непонятные слова; Лукреция улавливает только «мужем», «женой» и «не разлучит вас». Свершилось: она замужем, и ничего не попишешь. Она стала другой — а какой, пока неизвестно; имя у нее теперь новое, и дом тоже. Отныне она принадлежит этому человеку и ожидает увидеть в его взгляде мрачную серьезность.

Но нет! На лице Альфонсо, герцога Феррары, иные чувства. Он проникнулся важностью церемонии не более, чем она. Заглянув в глаза невесты, он улыбается уголками губ и едва заметно косится на священника (тот все твердит о Боге и христианском долге), потом чуть приподнимает брови.

Он явно забавляется и смотрит на нее, как на сообщницу. «До чего занудный! — говорят его глаза. — Поскорее бы уже закончил!»

Станцуй Альфонсо на алтаре, Лукреция не так удивилась бы. Она невольно расплывается в улыбке.

Они еще не рассоединили рук, и он сжимает ее пальцы. А еще чуть-чуть морщит нос, будто мышка! Точно так же, как давным-давно, на зубчатой стене. «Неужели ты помнишь? — так и подмывает Лукрецию спросить. — Помнишь меня и ручную мышь?» А еще: «Не жалеешь, что не Мария стоит в этом платье, держит тебя за руку? Не злишься, что вместо нее — я?»

Хотя к чему спрашивать? Они уже идут к выходу через золотистые арки света, по алым плитам пола и мраморным надгробиям, через высокие двери; Альфонсо берет ее под руку, и все чувства до того обостряются, что она слышит потрескивание вышитой ткани его рукава, ощущает напряженную работу мышц под одеждой.

Выйдя на крыльцо, Альфонсо машет толпе, и Лукреция следует его примеру. Фата отброшена, солнечные лучи играют на ее лице, и горожане радостно кричат, размахивают флажками и платками под хмурым взглядом отцовских стражников. Альфонсо кивает флорентийцам, его черные волосы блестят. Он поворачивается к Лукреции и впервые заговаривает с ней.

— У вас еще осталась картина с куницей-белодушкой?

Вот первые слова ее мужа.

— С la faina? Конечно! — восклицает Лукреция. — Она мне очень дорога. Я поставила ее на прикроватный столик. Как просыпаюсь, первым делом вижу вашу зверюшку.

Герцог с любопытством ее разглядывает, улыбаясь уголками губ.

— «Зверюшку»? — переспрашивает он.

Лукреция кивает.

— Я решила, что куница девочка.

— Как думаете, ей хочется уехать из Флоренции в Феррару?

Лукреция поднимает глаза на этого человека, ее мужа, который два года назад нарушил традицию и вместо своего портрета прислал ей картину с куницей, отметил и запомнил любовь Лукреции к животным — к той мышке с розовым носиком! — и подарил ей первую в ее жизни картину.

— Да. Думаю, хочется.

И вот, на ступенях церкви Санта-Мария-Новелла, Альфонсо берет Лукрецию за руку, а лучи солнца освещают их обоих, толпу зевак, каменные плиты пьяццы, зубчатые стены палаццо, улицы, канавы и арки, красные крыши города и все холмы, деревья и поля вокруг.

Выжженная земля

Fortezza, неподалеку от Бондено, 1561 год

Кто-то сидит у ее постели и ласково успокаивает. На лоб ложится рука, отводит волосы, подносит кубок ко рту, и в него льется вода, холодным ручейком скользит внутрь.

— Много не пейте, — просит голос. — Один глоточек.

Неужели София пришла о ней позаботиться, вновь ее спасти? Весть о болезни Лукреции донеслась до дома, София вскочила на коня и поскакала среди ночи по сугробам и льду; София, мстительная вакханка, вмиг позабыла о больных суставах и поехала верхом. Она заявит Альфонсо: Лукреция возвращается домой! Уж София от своего не отступится. И они вместе уедут во Флоренцию… Нет, не туда. В Урбино или в Рим. Поселятся далеко-далеко, в другом регионе или даже стране.

Но София никак не могла приехать. Лукреция и не надеется. Она через силу продирает глаза, щурясь от слепящего солнца.

У кровати сидит всего лишь ее камеристка Эмилия, обтирает губкой ей лоб, разглаживает ладонью свежие простыни.

— Мадам, бедная вы, бедная! Отравились? Выпейте воды, только понемножку, по глоточку, а то опять желудок расстроится.

Эмилия бросает грязное постельное в корзину. Лукреция смотрит на камеристку с тупым удивлением.

— Извините, что вчера не приехала, — продолжает Эмилия. — Мы думали, отправимся следом за вами, но нам запретили. Сказали, погода испортилась, на дорогах стало опасно. Я все переживала, как вы тут одна. Пыталась договориться с конюхом, а он ни в какую, у него был приказ от самого синьора Бальдассаре, ну и…

— Бальдассаре? — повторяет Лукреция. Рот ее пересох и потрескался, как выжженная земля.

— Да, мадам. Он велел слугам оставаться в Ферраре после его отъезда, так что…

— Он тоже поехал?

— Да, на рассвете.

— И куда?

— Сюда, конечно! Его высочество герцог без синьора Бальдассаре не ездит, вот и…

— Бальдассаре здесь?

— Да.

— В этой fortezza?

— Полагаю, что так. Он выехал рано утром с…

— Кто его сопровождал?

Эмилия вытирает пол тряпками, взятыми из-под кровати.

— Ой, дайте подумать…

— Кто? — торопит Лукреция. — Вспомни, Эмилия!

— Всего несколько человек, мадам. Синьор Бальдассаре, приближенные герцога, три стражника, один конюх. Повар отправил большой окорок, и…

— Ты поехала с ними?

— Нет, я же говорила… — Эмилия выжимает тряпку. — Нам не разрешили, а потом я узнала, что скоро отправляется еще одна группа, и тогда…

— Кто знает, что ты здесь, Эмилия?

— Ну, наверное…

Камеристка болтает без умолку, сыплет именами, подолгу все описывает; Лукреция никак не может сосредоточиться. Она пытается уследить за ходом событий, но голова будто набита сухим мелким песком — стоит наклониться, и он потечет из одного угла в другой.

— …так я и выскочила, — продолжает Эмилия, радостно намывая пол. — Вряд ли кто по мне будет скучать. Вам я, наверное, нужнее, вот и не спросила разрешения. Если не спрашивать, тебе и не откажут, правильно?

— Ты кому-нибудь рассказала об отъезде? — прерывает Лукреция поток слов.

— Нет, я же говорю!

— Кто-то видел, как ты выходила?

— Вряд ли. — Эмилия закусывает губу. —