Читать книгу - "Сотниковцы. История партизанского отряда - Феодосий Крюков"

На следующий день Паша Смирнов и Тима Лобачев отправились набрать сухих дров. Идя по лесу за товарищем, Паша непроизвольно присмотрелся к его следам и ахнул – те, неизвестные следы, и следы Лобачева были совершенно одинаковыми. А дело в том, что Лобачев всегда брал обувь с запасом. Вот и сейчас он прилетел в тыл в сапогах 45-го размера. Действительно, оказалось, что большие следы, так поразившие наших наблюдателей, принадлежали Тимофею.

* * *

Все мы прекрасно понимали, что нужно найти такое место, чтобы каратели как можно дольше нас не обнаружили. Хотя вокруг еще стояла вода, в ночь на 20 апреля отряд все же перешел через Мшинское болото на восток и остановился на дневку на юго-западном мыске урочища Толстое. Здесь, на самом краю болота, вначале была старая вырубка, сплошь заросшая молодым березняком и осинником. Рядом стояло несколько больших елок, потом опять начиналась чащоба и болото. Севернее мысок постепенно переходил в лес, по западной стороне которого шла старая заброшенная дорога.

Сергей Николаевич Досовский

Мы хотели провести здесь всего один день, а потом подыскать в лесу место получше. В предутренней дымке Алексей Иванович разрешил развести костры, приготовить пищу, обсушиться и отдыхать. В течение дня были разведаны окрестности вокруг нашего лагеря, и командование отряда, взвесив все за и против, пришло к выводу, что отряду следует пока остановиться здесь. Мы выбрали место для каждой группы, определили сектора для наблюдения и возможной обороны в случае нападения карателей.

Наша жизнь стала входить в обычную колею. Были приняты особые меры для обеспечения маскировки. В светлое время всякое хождение было сведено к минимуму, костры разрешено было разводить только рано утром и вечером. Разговоры велись полушепотом, никаких криков и свистов. Кустарник и ветки деревьев в расположении лагеря и около него ломать было строго-настрого запрещено. Ветки на дальних деревьях разрешалось ломать только так, чтобы их не оголять. Для дров применялся ольховый сухостой, от которого почти не было дыма.

Наступили теплые дни, и наш мысок стал на глазах преображаться. Начали распускаться листья на деревьях и кустах. Место нам все больше и больше нравилось. Обживая лагерь, все бойцы стремились как можно лучше благоустроить его. В первую очередь были выбраны места для сна – наиболее сухие и закрываемые ветвями деревьев. Постоянных шалашей или навесов из веток было решено не делать, так как ветви быстро подсыхали и все проглядывалось. На ночь натягивались плащ-палатки или сверху на несколько березок или осин набрасывались парашюты, и получался такой импровизированный, очень удобный шалаш. В нем было тепло и, что особенно хорошо, он защищал от комаров. С троп были убраны все сухие ветки, чтобы при ходьбе ничего не трещало.

На краю болотистого лесочка, примыкающего к лагерю, мы выкопали несколько неглубоких колодцев, а чтобы во время зачерпывания воды со дна не поднимался всякий мусор, внутренние стенки колодцев выложили специально сплетенными матами. Подходы к колодцам также выстлали ветками, палками и жердями.

В нашем отряде применили новинку. Сначала в одной, а затем и в остальных группах провели «сигнализацию» от часового к подчаску, который всегда находился у костра, то есть в месте расположения группы. «Сигнализация» была очень простой. От поста протягивалась нитка, конец которой у костра привязывался к пустой консервной банке, подвешенной к дереву. Внутрь банки было положено несколько камушков, и если часовой подергает за нитку, то у костра раздавался предостерегающий сигнал.

Мы, как правило, не применяли в отряде пароль и отзыв. Вместо этого щелкали языком. Резкий щелчок был не похож ни на какие другие звуки из тех, что мы могли слышать в лесу, поэтому им удобно было окликать часового или дозор. В ответ раздавалось несколько таких же щелчков. Некоторые научились так громко щелкать, что даже приходилось делать замечания.

* * *

Воды в болоте стало заметно меньше. Командование отряда решило послать на Варшавскую железную дорогу две группы для проведения разведки и взрыва вражеского эшелона. 27 апреля они вышли на задание. С группами Косткина и Козлова пошли комиссар отряда С. Н. Ассовский и второй радист Леша Никитин.

В ночь на 1 мая группы вернулись в лагерь. Оказывается, в ночное время поезда не ходили, а дорога усиленно охранялась. На небольшом расстоянии друг от друга около дороги были сооружены дзоты, время от времени проходили патрули с собаками и проезжали дрезины. В таких условиях пустить эшелон под откос не представлялось возможным. Во время переправы через Ящеру между деревнями Чернецово и Лужки ребята были обстреляны карателями. При отходе они допустили ошибку – пошли почти по открытому болоту. Это дорого им обошлось: в неравном бою они потеряли четверых бойцов и С. Н. Ассовского.

Первомайский праздник у нас был грустным, мы тяжело переживали эти потери. Сотников отстранил Козлова от командования группой, а командира второй группы Косткина строго отчитал. Все мы прекрасно знали, как умел Сотников вести подобные беседы. Не повышая голоса, никогда не применяя крепких выражений, Алексей Иванович находил такие слова, что провинившемуся становилось не по себе. Подвергшись такой проработке, некоторые говорили: «Уж лучше бы выругался покрепче или ударил, а то обычными словами доводит до того, что я готов зареветь от стыда».

7 мая группа Косткина снова была направлена на задание. На этот раз надо было разведать участок Варшавской железной дороги между станциями Мшинская и Толмачево. Возвращаясь обратно в лагерь, группа по своей инициативе, а также с целью разведки зашла сначала в деревню Малое Замошье, а затем в Точище. В обеих деревнях произошли стычки с полицаями. Во время боя в Точище был убит Коля Семенов, а Костя Коваленко и Паша Николаев ранены.

Алексей Иванович теперь уже на совещании командиров групп критически разобрал деятельность групп Косткина и Козлова, осудил Косткина за ненужную инициативу и потребовал точного выполнения приказов командования отряда.