Читать книгу - "Дневник Гуантанамо - Мохаммед ульд Слахи"

— Здравствуйте!

— Здравствуй! — сказали они почти хором.

— Я выбрал Роберта и Тома, потому что уверен в их опыте и зрелости, — сказал Уильям. — С этого момента они будут вести твое дело. В нем еще есть несколько упущенных деталей. В частности, ты не все рассказал нам о Рауфе Ханначи. Он очень важный парень!^[42]

— Во-первых, я рассказал вам все, что знаю о Рауфе Ханначи, даже несмотря на то что я не обязан давать вам информацию о ком-либо. Здесь мы говорим обо мне. Во-вторых, если вы хотите, чтобы я продолжил сотрудничать с вами, я хочу, чтобы вы ответили на один мой вопрос: почему я здесь? Если вы не ответите мне, считайте, что меня не существует.

Позже я узнал у своих адвокатов Нэнси Холлендер, Сильвии Ройс и Терезы Дункан, что волшебная формулировка моей просьбы — это петиция с положением «Хабеас Корпус». Очевидно, эта фраза ни о чем не говорит большинству смертных людей вроде меня. Обычный человек просто сказал бы: «Какого черта вы держите меня взаперти?» Я не юрист, но здравый смысл подсказал мне, что после трех лет допросов и содержания меня в неволе, правительство должно мне хотя бы объяснить причины всего этого. В чем именно заключается мое преступление?

— Это не имеет смысла. Это как если бы кто-то закончил дистанцию в десять миль, пройдя всего девять, — сказал Уильям.

Было бы более точно, если бы он сказал «дистанцию в миллион миль, пройдя всего одну милю».

— Слушайте, это просто, как абв — ответьте на мои вопросы, и я буду сотрудничать с вами!

— Мне нечего тебе ответить! — сказал Уильям.

— Мне тоже! — ответил я.

— В Коране говорится, что, если кто-то убил одну душу, считается, что он убил все человечество, — сказал переводчик, пытаясь достичь перемирия.

Я неодобрительно посмотрел на него.

— Я не тот, кого вы ищете! — сказал я на французском и повторил на простом английском.

Том, офицер нью-йоркской полиции, начал говорить:

— Я уверен, ты против убийства людей. Мы ищем не тебя. Мы пытаемся найти парней снаружи, которые хотят навредить невинным людям.

Он говорил это, показывая фотографии, на которые я отказывался смотреть: каждый раз, когда он пытался подсунуть их мне, я отворачивался. Я не хотел, чтобы он получил удовольствие от того, что я хотя бы посмотрел на них.

— Слушай, Ахмед Рессам сотрудничает с нами, и у него большие шансы уменьшить свой срок до 27 лет, а он очень плохой человек. Кому-то вроде тебя нужно поговорить всего около пяти минут, и ты будешь свободен, — сказал Роберт.

В этой фразе не было ни толики здравого смысла. Когда я обдумал его слова, то подумал: «Боже, парень, который сотрудничает, будет в заключении еще 27 лет, после которых он не сможет насладиться никакой жизнью. Какая же жестокая страна!» Мне жаль, но слова Роберта не заслуживали никакого ответа. На пару с Уильямом он попытался договориться со мной о чем-то, привлекая к разговору агента из военной разведки, но меня уже ничто не могло убедить^[43].

Было понятно, что следователи привыкли к тому, что заключенные переставали сотрудничать через некоторое время. Так же как я учился у других заключенных не сотрудничать, следователи учились друг у друга обращаться с теми, кто отказывается помогать им. Допрос подошел к концу, и меня отправили обратно в камеру. Я был доволен собой, ведь теперь я относился к большинству заключенных: к тем, кто не сотрудничал. Теперь меня не очень волновало, что я могу находиться в тюрьме до конца жизни. Меня больше бесило, что от меня ожидают сотрудничества. Вы запираете меня в клетку, я не даю вам информации. На том и порешим.

Допросы продолжились с новой командой. Уильям редко посещал их.

— Я не буду приходить до тех пор, пока ты не выдашь нам всю имеющуюся у тебя информацию, — сказал он однажды. — Тем не менее так как мы американцы, мы обращаемся с вами по самым высоким стандартам. Посмотри на заключенного 207, мы предлагаем ему медицинское лечение по самым современным технологиям.

Заключенный, которого он упомянул, был молодым арабом по имени Мишаль Алхабири, во время заключения он был серьезно ранен, а парни из ЕОГ сказали, что он пытался покончить с собой. Следователи несколько раз использовали эту историю, чтобы показать, что США гуманно относятся к заключенным^[44].

— Вы просто хотите, чтобы он оставался живым, потому что у него может быть нужная вам информация, и, если он умрет, информация умрет вместе с ним! — ответил я. Американские следователи всегда упоминали бесплатную еду и медицинские препараты для всех заключенных. На самом деле я вообще не понимаю, какие у них еще есть альтернативы! Лично меня держали в заключении в недемократических странах, и медицинское обслуживание было высшим приоритетом. Если заключенный сильно заболеет, он не выдаст нужные данные и, скорее всего, умрет. Это здравый смысл.