Читать книгу - "Русская революция. Ленин и Людендорф (1905–1917) - Ева Ингеборг Фляйшхауэр"

Для этого ему служила редакция «Известий» многопартийного Совета, куда он попал из особой «литературной комиссии» Совета, с 3 марта определяя направление и стиль газеты как ее фактический главный редактор^[2501]. В тоне статей, подборе материалов и тенденции их подачи — «везде чувствовалась рука редактора и его помощников, проводящих свои взгляды, но отнюдь не взгляды Комитета. И громадным большинством Комитета „Известия“ воспринимались, как нечто чужое, как безобразие»^[2502]. Стеклов не возражал, когда его коллега по редакции В. Бонч-Бруевич уже в первом номере «Известий» (28 февраля) опубликовал приложение, преследовавшее чисто большевистские цели: манифест партии большевиков, явно написанный за границей, представлял платформу сторонников Ленина и призывал к беспощадной борьбе за создание временного революционного правительства. Этот первый выпуск «Известий» носил программный характер и в другом отношении. В то время как социалисты в Исполкоме пока не осмеливались открыто заговаривать о мире, «Известия» ставили Временному комитету Думы «немедленную и неотложную задачу… войти в сношение с пролетариатом воюющих стран для революционной борьбы народов всех стран против своих угнетателей… царских правительств и капиталистических клик». Императорские правительства центральных держав среди «угнетателей» народов не упоминались. На 2-й странице того же номера еще колеблющихся солдат призывали на борьбу с остатками старого режима, «полиции, черносотенцев и других негодяев». К ним солдатам теперь рекомендовали применять навыки, которым их обучили для боев с врагом, советуя «снимать» их «меткой пулей или правильной атакой», — первый печатный призыв к гражданской войне!

Эти примеры — не случайности. Стеклов, мастер острых формулировок и юридических обоснований, скоро придал «Известиям» характерный стиль, отличавшийся демагогическими передергиваниями и популистскими упрощениями: «Тон газеты был аналогичен тону „Правды“»^[2503]. Он руководил редакцией так самовластно, без оглядки на большинство и настроения Совета, что в мае — июне 1917 г. его сняли за злоупотребление служебным положением (в том числе выдачу посторонним лицам удостоверений на редакционных бланках), а вслед за ним уволили из редакции большевика Бонч-Бруевича и меньшевика-«интернационалиста» Авилова; газету возглавили меньшевики Ф. И. Дан (Гурвич), В. С. Войтинский и др. Ленин после захвата власти вернул прежнее положение вещей, вновь назначив Стеклова на пост главного редактора «Известий», который тот покинул только после смерти Ленина, в июне 1925 г.

Важную роль играл Стеклов и в создании солдатской секции Совета, которое происходило в лихорадочной спешке вечером 1 марта. В то время, когда царский поезд пришел в Псков, около 20 часов, в Петрограде заседание Совета в Таврическом дворце близилось к концу. Число участников таяло, но Совет как раз рассматривал «солдатские дела», и тут-то неизвестно по чьей инициативе и каким органом «было решено конституировать солдатскую секцию Совета и организовать выборы в нее… Затем было постановлено: во всех политических выступлениях подчиняться лишь Совету. Военной же комиссии [думской] подчиняться постольку, поскольку [курсив мой. — Е. И. Ф.] ее распоряжения не расходятся с постановлением Совета. Кроме того, было решено дать директиву выбирать ротные и батальонные комитеты, которые заведовали бы всем внутренним распорядком жизни полков и казарм». По словам Суханова, эти «решения» и «постановления» величайшей важности являлись «буквально голосом самих солдатских масс», а Исполнительный комитет как таковой в их принятии «не участвовал»^[2504].

Рассказ Суханова полон недопустимых мистификаций. Центральная формулировка в его изложении сути постановленного — что распоряжения военной комиссии Думского комитета должны приниматься во внимание «постольку, поскольку» они не противоречат интересам Совета, — принадлежала к политическому лексикону Стеклова^[2505]. Поскольку Стеклов (опять же по словам Суханова) взял на себя задачу «доклада» в Совете, который «уже расходился», можно с большой долей вероятности предположить, что и вышеназванные руководящие установки исходили от него. Он действительно отныне стал, как двусмысленно выразился народный социалист Мельгунов, «„весьма выдающейся фигурой“ в революции»^[2506]: создание солдатской секции представляло собой значительное и характерное новшество по сравнению с первым петербургским советом. Оно давало Исполкому Петроградского совета контроль над русской армией на передовой и гарнизонами и вполне отвечало интересам германского ВК, которое не могло разбить многомиллионное русское войско, но хотело с чужой помощью подточить, разложить его изнутри и повернуть в нужном направлении. Поэтому немецким агентам и «интернационалистам» в Исполкоме «предстояла упорная борьба за армию, которую было необходимо вырвать из-под влияния буржуазии»^[2507]. Из Цюриха Ленин при поддержке Зиновьева 17 (4) марта напомнил им об этой первоочередной задаче: «Необходима организация Советов рабочих депутатов и вооружение рабочих; необходимо перенесение пролетарских организаций на войско (которому новое правительство также обещает политические права)…»^[2508] Права солдат следовало надлежащим образом использовать для достижения поставленных целей.

Исполнительный комитет Совета также поручил Стеклову вести переговоры с избранным Временным комитетом Думы. Стеклов и эти переговоры полностью забрал в свои руки: «Время формирования совета и временного правительства были органично связаны с именем Стеклова. Все извилины переговоров и взаимоотношений этих двух органов власти прокладывались при его непосредственном участии»^[2509]. После того как Исполком 1 марта тринадцатью голосами против семи или восьми^[2510] постановил не участвовать в предложенном Думским комитетом составе правительства, его радикальные деятели решили диктовать новому правительству свою волю. Делегация из Чхеидзе, Суханова, Соколова и Стеклова, со Стекловым в качестве основного оратора, передала объединенному заседанию Думского комитета и Временного правительства, проходившему в ночь с 1 на 2 марта с 24 часов, выработанные Исполкомом Совета условия, на которых «демократические» организации соглашались терпеть «буржуазное» правительство^[2511]. Члены Думы в первую очередь выражали озабоченность воцарившейся в столице «анархией», ужасались эксцессам погромного характера в близлежащих гарнизонах, тем самым сосредоточивая внимание на насущных практических задачах, которые они надеялись решить в сотрудничестве с Советом. Однако представители Совета сразу же задали разговору программно-идеологический тон. Суханов указал, что Совет — единственный орган, обладающий «реальной силой» для того, чтобы остановить подобное развитие событий. Затем «торжественно», как руководитель делегации, поднялся Стеклов: «Он говорил довольно долго, последовательно излагая и подробно мотивируя каждое из наших требований… разъясняя в самой общедоступной форме пункт за пунктом социалистической „программы-минимум“… Стеклов старался связать наши требования в единое целое, агитируя, убеждая в их рациональности и приемлемости, делая исторические экскурсии и иллюстрируя практикой Западной Европы. Особенно он остановился на вопросе о „переводе армии на гражданское положение“… стараясь доказать, что это требование вполне совместимо с сохранением боеспособности армии… Стеклов кончил выражением надежды, что мы сговоримся, что образуемый кабинет примет наши требования и опубликует их как свою программу в той декларации, которая оповестит народ о создании нового первого правительства революции»^[2512].