Читать книгу - "Дюма - Максим Чертанов"

Три часа, ворота Суассона закрываются в одиннадцать, ехать 100 километров, почтовых лошадей небось не найдешь, одному опасно, Александр уговорил восемнадцатилетнего художника Бара, околачивавшегося в мэрии, отправил к себе домой с запиской, чтобы дали лошадь (в кои-то веки пригодилась) и пистолеты, сам поймал кабриолет и помчался на почтовую станцию, лошади там нашлись. Пока ждал Бара, купил в магазине три куска ткани и соорудил флаг. Бар привез пистолеты, как оказалось, незаряженные. Свою лошадь Александр оставил, погнали на почтовых, дважды пересаживались — бешеная скачка д’Артаньяна… На закате въехали в Вилле-Котре, пошли по знакомым, те говорили, что в Суассоне все роялисты и пороха не дадут, пробило одиннадцать, но один парень, Ютен, житель Суассона, обещал провести их по своему пропуску. В полночь 31 июля приехали в Суассон, ночью в доме Ютена сшили триколор из занавесок и продумали операцию. Утром Бар и Ютен, притворившись путешественниками, лезут на колокольню собора и водружают флаг. «Если бы ризничий сопротивлялся, мы намеревались сбросить его с колокольни». Дюма ждет подъема флага у складов, сообщает офицерам, что произошла революция, Бар присоединяется к нему, если их не послушают, они идут к военному губернатору де Линьеру. Ютен в это время поднимает городскую оппозицию (небольшая, но есть) и ведет ее на подмогу.

Флаг водрузили, Александр показал бумагу Лафайета офицерам на складе, те сказали, что в общем-то они за революцию, раз она произошла, но все равно надо идти к начальству. Бар где-то застрял. Александр пошел домой к Линьеру, тот посмеялся и прогнал его. Александр вернулся на склад, офицеры подготовили 200 фунтов пороха, но без приказа Линьера отдать отказались. Он опять к Линьеру — опять насмешки. Он достал пистолет и сказал, что дает пять секунд на выполнение приказа Лафайета. Прибежала жена Линьера, просила дать «этому негру» что ему надо. Сам Линьер не испугался. Александр сказал, что приведет товарищей, вышел на улицу и увидел Ютена с оппозицией: два человека, зато с оружием. Вернулись к Линьеру и наставили на него пистолеты, после чего он сказал, что даст порох, если согласится мэр Суассона. Мэр не возражал. Получили порох и грузовой транспорт. Биографы сомневаются не в самом факте экспедиции — отчет о ней был опубликован в официознейшем «Вестнике» 9 августа 1830 года и подписан, кроме Дюма, Баром, Ютеном и тремя жителями Суассона — но в деталях. Когда были опубликованы мемуары Дюма (в 1850-х), сын Линьера заявил, что все ложь: его отец был революционер и порох дал по своей инициативе, причем не Дюма, а офицерам Национальной гвардии, которые с ним пришли. Но гвардии в тот период не существовало. Кроме того, еще в 1837-м вышла книга «История Суассона», где эпизод был описан в подробностях, совпадавших с изложенными Дюма, и никто их не опровергал. В доказательство его лжи и хвастовства приводят письмо к Мелани, где говорится: «Я в одиночку захватил запасы пороха», — но красоваться в частном письме женщине не то же самое, что искажать истину публично.

Он вернулся в Париж в девять часов утра 1 августа, сказал Лафайету, что порох прибудет завтра. Правда, порох вряд ли понадобится: Орлеанский в Париже и, похоже, будет королем, хотя не все этим довольны. Узнал новости: 30-го к Лафайету приходил Кавеньяк с группой студентов, предлагал провозгласить республику и назначить себя президентом; другая делегация во главе с адвокатом Юбером просила генерала объявить себя диктатором и провести референдум о форме правления. Но Лафайет все мялся. Вечером Орлеанский вернулся в Нейи, принял делегацию от Лаффита и тайно, в старом пальто и кепи, прибыл в Париж, где совещался с Талейраном, самым хитрым человеком во Франции; в четыре часа утра в Пале-Рояле уверял Мортемара, что верен королю, позже узнал, что Карл бежал в Трианон, в девять часов совещался с депутатами и наконец решился продиктовать обращение к горожанам, обещая спасти их «от гражданской войны и анархии», обращение туманное, из которого невозможно было понять, принял ли он должность «наместника» или же только благодарен депутатам за предложение. «Герцог, во-первых, объявил, что не колебался ни мгновения, перед тем как разделить опасность, угрожающую парижанам. Ложь: он прятался в Нейи и приехал в Париж, лишь когда опасность миновала. Во-вторых, он сказал, что парламент будет совещаться относительно того, какую форму правления выбрать; это ложь. Наконец, он обещал конституцию — и солгал».

Воззвание расклеили по столбам и напечатали в газетах, парламент написал свое воззвание, в котором говорилось, что наместник обеспечит свободные выборы; о короне пока речь не шла. Но что скажет Лафайет? Если воспротивится — ничего не выйдет, а с его поддержкой народ проглотит все. В два часа 31 июля Орлеанский пешком отправился в мэрию. Через некоторое время генерал вывел его на балкон и демонстративно обнял. «Лафайет освятил его персону, поделившись с ним своей популярностью». Так что если кто и «слил протест», то генерал Лафайет, причем не в первый раз (мы еще до этого доберемся), но как-то вышло, что его все и всегда считали самым смелым и безупречным человеком… Орлеанский вернулся в Пале-Рояль, сопровождаемый восторгами толпы. «Бог располагает»: «В глазах всех, кроме, быть может, трех или четырех неистовых фанатиков, мы победили, и если верить песенкам, что сейчас распевают на улицах, народ готов вступить в неограниченное владение своей свободой». «Неистовые фанатики» — Бастид, Кавеньяк, Араго — собрались днем 31 июля в редакции «Национальной», Тьер просил их примириться с будущим королем. Они пришли в Пале-Рояль, Орлеанский принял их как равных и обещал быть «королем-гражданином». Они не верили. Но делать было нечего. Карл 1 августа подписал указ о назначении Орлеанского наместником.

Александр сходил домой, помылся, сбегал к Белль и к матери, пошел за новостями к Лаффиту — пробиться невозможно, вдруг выходят люди и говорят, что у Франции теперь будет король Филипп VII (Филипп VI был в XIV веке). Накануне этот Филипп, помнится, обещал, что «народ» сам выберет форму государственного устройства. «Хотя я ожидал чего-то подобного, шок был сильный. Король есть король, по мне что Карл X, что Филипп VII…» Вышел Беранже, Александр кинулся к нему, спрашивал: как же так, для чего же все было? Старый поэт отвечал, что надо «спасать страну». «Нет, поначалу эта новость никому не понравилась. От дома Лаффита до Пале-Рояля, куда я дальше пошел за новостями, я слышал больше проклятий, чем аплодисментов». Возможно, Дюма лукавил, говоря, что совсем не радовался возвышению своего бывшего шефа, или спустя 20 лет ему вправду так казалось. Мелани он, однако, писал: «…революция продлилась всего три дня. Мне посчастливилось принять в ней такое активное участие, что меня заметили Лафайет и герцог Орлеанский… в моем положении многое должно измениться… твоего Александра ждет большое будущее…» 2 августа Бар привез порох — сдали в Политехнический под расписку. Александр опять пошел в Пале-Рояль — за новостями? Но «рассадники новостей» находились в других местах. Придется заподозрить, что он хотел поймать в коридоре Орлеанского, и ему это удалось. Может, назначат посланником… министром… при переворотах карьеры так стремительны! Но «Филипп VII» сказал лишь: «Господин Дюма, вы создали лучшую свою драму». (Это об экспедиции в Суассон.) Ему было не до Дюма: Карл отрекся от престола в пользу своего девятилетнего внука, объявив его «законным королем Генрихом V», и назначил Орлеанского регентом. Это не устраивало никого. И у Карла все еще были войска.