Читать книгу - "Людовик XIII - Екатерина Глаголева"

Управившись со всеми делами за неделю, Людовик помчался обратно в Париж, куда въехал уже 7 ноября. Чтобы представить себе ритм этого путешествия, достаточно сказать, что между По и Парижем две сотни лье (795 километров), причем на большей части этого расстояния дорог не было, одни «направления», в том числе через горы и болота. Только после Амбуаза можно было нестись во весь опор (227 километров), что юный король, любивший стремительность и движение, не преминул сделать. Его лейб-гвардия, обоз и министры подтянулись в столицу только неделю спустя! Людовик же, приехав около полудня, пошел сначала к матери (Люинь встал перед ней на одно колено, а та подала ему руку, чтобы подняться, чем сильно всех удивила), а затем к жене, после чего обедал с Люинем в его покоях. После обеда все прибывшие с королем завалились спать — кроме самого Людовика, который только в девять вечера отправился в постель (к жене), на следующий день встал за час до рассвета и выехал в Сен-Жермен, так как не хотел принимать послов без своего Совета.

Восьмого ноября императорская армия под командованием фельдмаршала Карла Бонавентуры де Бюкуа разбила войско протестантов-чехов под началом герцога Христиана Ангальтского Старшего в сражении у Белой Горы. Уцелевшие протестанты укрылись за стенами Праги и капитулировали. Хотя они пока еще владели главными крепостями страны, разлад среди вождей погубил всё дело.

Размах репрессий превзошел все ожидания. Расстановка сил в Чехии резко изменилась; господство Габсбургов теперь было неоспоримым. 24-летний Фридрих V, получивший прозвище Зимний король, лишился чешского трона, но до 13 ноября еще оставался королем Богемии. После имперские войска вторглись и в его вотчину Пфальц; в 1623 году он был лишен всех владений и титулов и отправился с семьей в изгнание.

Французским протестантам, похоже, тоже требовалось «внушение»: несмотря на королевский запрет на гугенотские ассамблеи, 24 декабря депутаты кальвинистов собрались в Ла-Рошели и обратились за поддержкой к английскому королю. С посольством в Лондон отправили Кадне, брата Люиня; свою миссию он выполнил и по возвращении был сделан герцогом и пэром под именем герцог де Шон — это был подарок на его свадьбу^[27].

А в семействе его старшего брата снова произошло пополнение. Людовик, находившийся тогда в Кале, узнал об этом раньше своего фаворита и решил лично его обрадовать: велел стрелять из пушек, как если бы появился на свет принц. Он поднял Люиня с постели, чтобы поздравить с рождением сына, и крепко обнял его. На смущенные протесты («Сир, так вот из-за чего столько шума?») он отвечал, что хотел бы, чтобы шума было еще больше. Крестными малыша, названного, естественного, Луи, стали король и королева-мать.

Людовик по-прежнему видел в своем фаворите человека, который скрашивал его далеко не счастливое детство, и готов был многое ему простить. Между тем Люинь уже начал утрачивать чувство реальности и позволял себе замашки не по чину. Он наводнил двор многочисленными родственниками, стремившимися обогатиться, и строил из себя вельможу и крупного государственного деятеля, принимая послов и требуя, чтобы по всем делам обращались к нему. Это не могло не вызвать недовольства. В самом Лувре, на двери спальни Люиня, обнаружили сатирический плакат под заголовком «Таверна четырех королей и постоялый двор для провансальцев». Под «четырьмя королями» подразумевались Люинь с братьями и Людовик XIII. Герцог явно шел по стопам Кончини. Однажды Людовик, глядя на кортеж Люиня, сказал Бассомпьеру: «Видите? Вот въезжает король». Тот возразил, что это всего лишь подданный, осыпанный благодеяниями монарха, на что Людовик ответил: «Вы его не знаете, он думает, что я ему всем обязан, и хочет править, но я ему этого не позволю, пока я жив». Однако Люинь, даже предупрежденный о подобных настроениях, по-прежнему был полностью уверен в своем влиянии на юного венценосца.

Между тем ассамблея в Ла-Рошели, по сути, сделала гугенотские провинции государством в государстве, собирая там налоги, которые шли на финансирование военных операций. По просьбе короля Парижский парламент обвинил авторов и исполнителей этих решений в оскорблении величия. Гугеноты отвергли обвинения, заявив, что действуют в интересах монарха.

Эти интересы они понимали весьма своеобразно: в конце февраля 1621 года ими была захвачена крепость Прива, и герцоги де Монморанси и де Вантадур не сумели ее отбить. В Париже решили сначала уладить дело «политически» и отправили для переговоров маршала де Ледигьера, губернатора Дофине — протестанта, но при этом верного роялиста. Люинь даже предложил ему от имени короля должность коннетабля — главнокомандующего и главы военного трибунала, но Ледигьер отклонил это предложение. По правде говоря, он предпочел бы сражаться в Вальтеллине на стороне протестантов-гризонов (уроженцев кантона Граубюнден на юго-востоке Швейцарии), которых убивали местные католики при поддержке испанцев, оккупировавших эту альпийскую долину.

Вальтеллина лежала на кратчайшем пути из Вены в Милан и находилась под протекторатом швейцарцев. После вторжения туда испанцев Людовик XIII, обеспокоенный соединением двух монархов из Габсбургского дома, отправил в Мадрид Бассомпьера с ультиматумом: «Освобождение Вальтеллины или война». Прошло больше полугода, однако не свершилось ни того ни другого. Послы Тосканского герцогства и Венеции добивались аудиенции у французского короля, чтобы просить его выполнить свою угрозу. Старый председатель Парижского парламента де Силлери доверительно говорил им: «Скажу вам по секрету, господа, я не знаю, что с нами станется. Зло сидит у нас в крови, в самом нутре. Гугеноты пытаются выбить скипетр из рук у короля. Устраивают недозволенные собрания в Ла-Рошели, вводят налоги, чеканят монету, собирают ополчение, строят укрепления, словно короля и нет вовсе, а они полные хозяева. Король скрывает это изо всех сил, делает вид, будто ничего не замечает, чтобы заниматься внешними делами. Но они упорствуют в своем непослушании и с каждым днем становятся всё более дерзкими. Если его величество отправится в поход за пределы королевства, испанский монарх наверняка растравит их мятеж и даст денег, чтобы устроить пожар в нашем доме».

В последний день марта Людовик произвел Люиня в коннетабли. Всем было понятно, что это равнозначно объявлению войны, хотя сам новоиспеченный коннетабль и министры-«бородачи» предпочитали путь переговоров. В тот же день скончался долго и тяжело болевший Филипп III (ему было всего 43 года). С одной стороны, его смерть была облегчением для Франции, с другой — Анна Австрийская тяжело переживала кончину отца. Людовик утешал ее, как мог, отложив на время военный поход.