Читать книгу - "Московское царство и Запад. Исторические очерки - Сергей Каштанов"

Второй путь установления феодализма – переход к нему от рабства – В. И. Ленин рассматривал в лекции «О государстве» как общую закономерность: «Рабство в громадном большинстве стран в своем развитии превратилось в крепостное право»^[262].

Таким образом, В. И. Ленин обосновал принципиальную принадлежность крепостного хозяйства в средневековой России к типу феодальной общественно-экономической формации. Он предпочитал в ряде случаев называть феодальный строй крепостническим, поскольку, во-первых, это определение было наиболее понятно и бесспорно в России конца XIX – начала XX в.^[263]; во-вторых, оно лучше отражало специфику позднефеодальной России^[264]; в-третьих, термин «крепостничество» при неизжитости политических концепций феодализма (Η. П. Павлов-Сильванский и др.) вернее передавал идею присущего этой системе «внеэкономического принуждения», личной несвободы крестьян^[265]. В. И. Ленин обратил серьезное внимание на генетическую связь крепостничества с рабством, подчеркнув при этом коренное различие названных социально-экономических формаций.

Процесс перехода русской историографии на позиции марксизма-ленинизма был сложным и длительным. Проследить его на примере историографии иммунитета является одной из основных задач настоящей главы.

Наиболее характерными чертами буржуазной историографии феодального иммунитета в России были следующие: 1) отсутствие анализа производственных отношений, порождающих иммунитет; 2) абсолютизация в том или ином плане роли государства в истории иммунитета; 3) постоянная борьба двух течений – одного, стремившегося доказать независимое от пожалований возникновение иммунитета, и другого, представители которого отстаивали мысль о появлении иммунитета лишь в результате княжеского пожалования. Из двух указанных течений в начале XX в. восторжествовало первое^[266]. Ведущей фигурой в нем был Н.П. Павлов-Сильванский. Его теория независимого от пожалований происхождения светского иммунитета завоевала себе немало сторонников (Н.А. Рожков, А. Е. Пресняков, Μ. Н. Покровский, П. И. Беляев и др.). Однако уже тогда наблюдалось отрицание правильности взглядов Η. П. Павлова-Сильванского, волна открытого преодоления его концепции (В. И. Сергеевич, П.Н. Милюков, М. К. Любавский и др.). Кроме того, и в трудах историков, в целом разделявших теорию Павлова-Сильванского, имелись внутренние противоречия, компромиссы с противоположными точками зрениями, что тоже вело к определенному пересмотру и модификации всей теории.

В 1918 г. вышла в свет вторая часть книги Μ. Н. Покровского «Очерк истории русской культуры», где автор развил свои взгляды на иммунитет, сформулированные уже в первых четырех томах «Русской истории с древнейших времен» (1910–1912 гг.) и в первой части «Очерка истории русской культуры» (1915 г.). Покровский различал в иммунитете «положительный» признак – «право владельца судить и собирать подати на своих землях», и отрицательный – «ограждение этого права от вмешательства княжеского судьи»^[267]. Такая трактовка была по существу дальнейшей модификацией схемы Павлова-Сильванского, у которого имеются хотя и близкие, но не вполне равнозначные понятия: «сеньориальное право» и «иммунитет». В принципе «положительный» признак иммунитета в концепции Покровского соответствует «сеньориальному праву» в концепции Павлова-Сильванского, а «отрицательный» – собственно «иммунитету». Объединение у Покровского обоих признаков в общее понятие «иммунитет» помогало дальнейшей разработке теории органической связи различных сторон иммунитета как социального явления, способствовало преодолению юридической ограниченности схемы Павлова-Сильванского^[268].

Признание феодальной власти землевладельца «положительным признаком» иммунитета означало верность Покровского идее Павлова-Сильванского о возникновении иммунитета до пожалования, которую он разделял еще в «Русской истории с древнейших времен»^[269]. Утверждая, что «в иммунитете важен не положительный его признак…, а отрицательный…»^[270], Покровский в книге 1918 г. уделил основное внимание последнему. Дабы не останавливаться на «реальных корнях» права владельца судить и собирать подати на своих землях, автор сослался на первую часть «Очерка», освещающую этот вопрос. Там он выводил «корни феодальных порядков древней Руси» из «суда старых родителей», из власти «барина над его холопом не только у себя дома, но и перед лицом общественной власти, которая не смела наложить руки на холопа без согласия барина». Покровский называл указанные факторы пережитками «того строя, из которого развился феодализм семейного строя»^[271].