Читать книгу - "Заговор графа Милорадовича - Владимир Брюханов"

В 1816–1819 гг. развернулась обещанная аграрная реформа в Прибалтийских провинциях. По времени и по духу она перекликалась с аналогичными реформами в Пруссии и других государствах Центральной Европы; реформа ориентировалась на интересы крупных земельных собственников, но обеспечивались и права низших слоев.

В ответ 9 февраля 1816 года гвардейские офицеры Никита Михайлович Муравьев, князь Сергей Трубецкой, Павел Пестель и Сергей Шипов образовали новое тайное общество под многозначительным названием — «Союз спасения». Вскоре к ним присоединились и другие персонажи — Александр Николаевич Муравьев, выдвинувшийся тогда среди них на первую роль, братья Матвей и Сергей Муравьевы-Апостолы, Якушкин, Лунин, Глинка и т. д. К концу 1817 года число участников тайного общества дошло аж до трех десятков человек!

Лунин первым затеял цареубийственные разговоры — еще в конце 1816 года. Не случайно и Пестель зачастил в имение опального П.А.Палена — оба великих конспиратора, старый и молодой, явно были довольны взаимным общениием!

В годы, последовавшие за Наполеоновскими войнами, Александр I пытался поддерживать боеспособность гвардии, отправляя ее в походы по российской территории; позднее эта практика сократилась в связи с очевидной нехваткой средств.

Летом 1817 года Гвардейский корпус был направлен в Москву, где и пробыл до весны 1818 года. Ядро заговорщиков-гвардейцев попало, таким образом, в старую столицу, где местное дворянство, испытавшее значительные финансовые невзгоды в связи с пожаром 1812 года и прочими военными бедствиями, было особенно резко настроено по отношению к эмансипаторским потугам царя.

Мало того, на пути из Петербурга гвардия проследовала через местности, где в Новгородской губернии как раз происходило создание военных поселений. При этом в поселенцев обращали не только солдат, но и государственных крестьян тех селений, которые брались за основу новых хозяйств. Военной дисциплине подчиняли не одних хлебопашцев, но и все их семейства — с женщинами и детьми. Стон стоял всеобщий.

К проезжавшему начальству селяне валились в ноги толпами, прося избавить от жуткой участи. Явочным порядком посылались делегации в столицу и к цесаревичу Константину Павловичу. Но все было тщетно. Известна реакция Александра I: военные поселения будут «хотя бы пришлось уложить трупами дорогу от Петербурга до Чудова».

До трупов дело тогда не дошло, но и народное возмущение, и угрозы царя были вполне серьезны: когда в июле-августе 1819 года возникло прямое неповиновение в Чугуевских военных поселениях на Украине, то оно было подавлено жесточайшим образом.

По Москве в 1817 году ходила «самиздатом» рукопись В.Н.Каразина. Этот известный публицист, вступавший в конфликты еще с Павлом I, в первые годы правления Александра был деятельным помощником молодого царя — стал, в частности, инициатором и создателем Харьковского университета. Позднее Каразин надоел Александру бесцеремонностью в подаче советов, и утратил статус доверенного сотрудника. Теперь он встал на защиту крепостного права — совершенно в стиле популярного в то время «Духа журналов».

Александр Муравьев разобрал рукопись Каразина, взвесил все за и против, и подал свои соображения царю — через П.М.Волконского. Прочитав, Александр I вынес вердикт: «Дурак! Не в свое дело вмешался!» Кстати, едва ли это было приятно и Волконскому!

А.Н.Муравьева же публично подвергли аресту — вскоре, впрочем, без последствий отмененному. Царь вполне ясно продемонстрировал, что не намерен допускать дискуссий о преобразовании России.

Заговорщики, в свою очередь, поняли, что в их советах не нуждаются — и пришли к обоснованным выводам. Александр Муравьев к политике заметно охладел, чего нельзя сказать о многих других.

Остававшийся в Петербурге член Общества князь С.П.Трубецкой — неутомимый интриган и провокатор — прислал из столицы письмо к единомышленникам в Москву, живописуя пристрастия императора к полякам и якобы имевшееся намерение последнего отдать во власть Польши западные провинции России — для распространения на них польских порядков. В Польше же крепостное право, напоминаем, было уничтожено Наполеоном в 1807 году и позже не восстанавливалось.

Именно как реакция на это письмо в руководящем ядре «Союза спасения» вроде бы всерьез возникло намерение к цареубийству. Решили даже бросить жребий — кого принести в жертву, но тут Якушкин принял почин на себя. Все советские историки тщательно обходили мотивацию этого героического стремления (в лучшем случае упоминался только общеизвестный факт, что Якушкин пребывал в тот момент в слишком возбужденном состоянии, вызванном его личными романтическими проблемами), а ведь она весьма прозрачна. Якушкин, только что вышедший в отставку двадцатичетырехлетний гвардейский капитан, был смоленским помещиком и, следовательно, мог стать жертвой предполагаемой реформы, если бы ее действительно стали проводить.

Ближайшие соратники Якушкина — М.А.Фонвизин и С.И.Муравьев-Апостол — сначала поддержали его, а затем, немного поразмыслив, принялись отговаривать. Муравьев-Апостол составил даже письменное возражение, обоснованно заявив, что тайное общество в сложившихся условиях никак не сможет воспользоваться удачным результатом покушения. Срочно вызванный ими в Москву Трубецкой ничем не мог обосновать справедливость распущенного им слуха. Якушкин обиделся и на пару лет отошел от заговорщицкой деятельности.

Сами же лидеры Тайного общества, обеспокоенные проникновением слуха о намерении цареубийства в публику, совершили классический масонский трюк: объявили Общество распущенным и создали новое — «Союз благоденствия», куда собрали наиболее надежных из прежних заговорщиков. Этому акту предшествовало чрезвычайно важное событие.

15/27 марта 1818 года в знаменитой Варшавской речи царь обещал России конституцию и притом позволил себе прямо высказаться против крепостного права.

Сразу после Варшавской речи царь отдал указания подготовить детальную проработку этого вопроса своим ближайшим помощникам — фактическому главе правительства графу А.А.Аракчееву и будущему министру финансов Е.Ф.Канкрину. Оба последних не были энтузиастами крестьянской эмансипации, но добросовестно справились с поставленной задачей.

Аракчеев посчитал необходимым государственное посредничество для проведения выкупа. По его плану помещики освобождались бы от долгов казне и сохраняли значительную часть земельной собственности, а крестьяне приобретали свободу и получали нищенский земельный надел — по две десятины на семейство, за который были бы обязаны погашать прежние долги помещиков государству. Почти так и осуществилось через полвека — после 1861 года!

Канкрин же сделал упор на продолжительности и постепенности выкупной операции — это тоже в известной степени предвосхитило ход крестьянской реформы Александра II.

Слух о поручении, данном Аракчееву, стимулировал публикацию и иных проектов раскрепощения (А.Ф.Малиновский, Н.В.Зубов и др.); о некоторых нам еще придется упомянуть — в достаточно странном контексте.