Читать книгу - "Реставрация - Роуз Тремейн"

— До Кью путь не близкий, — предупредил лодочник. — Когда приплывем, будет глубокая ночь, сэр.

— Знаю, — ответил я, — но у меня был тяжелый день, да и прошлая ночь прошла не лучше, и теперь мне хочется вдохнуть свежего речного воздуха.

— Но, сэр, в темноте плыть трудно — можно сесть на мель, врезаться в лихтер или баржу.

— Луна в последней четверти, — возразил я, — и облаков нет. Видимость вполне приличная.

— Мы промерзнем до костей, пока доберемся.

Было ясно, что Лису (так я назвал про себя лодочника) не хочется пускаться в путь, но, зная, что в наше время все решают деньги, я пообещал удвоить плату и заплатить ему не два, а четыре шиллинга. Я удобно устроился под тентом, и с вечерним приливом мы отплыли.

Почему я так стремился в Кью? К этому времени действие капель полностью выветрилось, ко мне вновь вернулась способность логически мыслить. Я понимал, что должен обдумать слова короля, касавшиеся Селии. По причинам, не вполне мне понятным, у меня появлялось ощущение дискомфорта при одной только мысли, что предстоит передать их Селии. Впервые в жизни мне не хотелось повиноваться королю. Почему? Этого я не понимал. Утренние события не только не лишили меня надежды на королевскую любовь, а напротив, показали, что король все еще сохранил ко мне теплые чувства. Но то, что он говорил о Селии, символически помахивая при этом пестиком, доказывало, что других чувств к моей жене, кроме физического влечения, у него нет и что его неугомонной натуре она скоро надоест. Я плыл в Кью надеясь увидеть дом (хоть и знал, что сейчас он погружен во мрак), который он ей подарил. Думаю, мне хотелось измерить силу его любви и, исходя из увиденного, решить, что сказать жене по возвращении. Я готов признать за нелепость попытку определить глубину любви одного человека к другому по беглому взгляду из лодки на дом при свете луны. Однако никакого другого объяснения этому путешествию, которого настойчиво требовало мое сердце, у меня нет. Любит ли король Селию? Я полагал, что лодка плавно несет меня в обществе Лиса к ответу на этот вопрос; легкий ветерок трепал мой кружевной воротничок, приятно освежал разгоряченное лицо.

Согласившись на мои условия, Лис работал на совесть — греб размашисто и умело. Шею он обмотал какой-то рванью, чтобы предохранить тощее горло от вечерней сырости, и, не переставая махать веслами, провез меня мимо Темпла с его сводчатыми воротами, мимо густо застроенной территории Уайтхолла — там светились почти все окна, и до меня даже донеслось мимолетное звучание гобоя.

В районе Уайтхолла и дальше на реке (несмотря на поздний час) было довольно оживленно — множество лодчонок крутилось на воде, заставляя волны биться о пристань, слышались грубые окрики барочников «посторонись!» — все это напомнило мне ситуацию на плацу, когда сержант на строевой подготовке надрывает глотку, стараясь заставить встать в шеренгу группу неорганизованных хлыщей.

После Вестминстера Темза поворачивает на юг, там река становится спокойнее, по ее левую сторону тянется темный массив Воксхолского леса, куда родители любили брать меня — в муаровом костюмчике, ну сущий ангелочек! — на пикники и прогулки. «Если не будешь шуметь, Роберт, — помнится, шептал отец, — нам повезет, и мы увидим барсуков!» Однако, боюсь, я никогда не вел себя достаточно тихо, потому что первого барсука в своей жизни я увидел в прозекторской Кембриджского университета и сразу обратил внимание на то, что приводило в умиление моего отца, — клоунскую раскраску его мордочки.

— А скажи мне, — спросил я Лиса, — водятся в этих лесах барсуки?

— Водятся, сэр, — ответил Лие. — Говорят, их можно увидеть, если вести себя тихо.

На это я ничего не ответил, но, пока мы подплывали к Челси, все время думал, почему мне так нравится шум. Даже нестройные звуки (мое пение, первые провальные исполнения песни «Лебеди пускаются в плавание») и шум, лишенный смысла (безумные рассуждения старого Бэтхерста), пробуждают в моем сердце радость, и хотя в бытность мою студентом-медиком я знал, что тишина необходима для плодотворных занятий, но, признаюсь, в такие дни страдал. Хорошо бы меня провожала на тот свет труппа танцовщиц Морриса.

Полная луна уже взошла, и при ее свете мы миновали излучину у Чисуик-Медоуз. Мы уже подплывали к Кью, когда я спросил у старого речного волка: «Говорят, у короля в Кью есть любовница и вы, перевозчики, иногда видите, как он тайком пробирается на свидание к ней. Это так?»

Лис сплюнул за борт.

— Сам видел его однажды, — сказал он.

— Ты уверен, что видел именно короля?

— Еще бы!

— Как можно ручаться?

Лис сплюнул снова. Возможно, он был пуританином или приверженцем прежней власти.

— Дело было ранним утром, — продолжал он, — до рассвета, тогда движенья на реке еще мало. Я вез вишни из Суррея в Блэкфрайерз на продажу. Было темновато. Четыре часа утра. Вижу навстречу движется ялик, а в нем человек очень большого роста — плащ он сбросил, остался в красивом, расшитом золотом камзоле, и тогда я сказал себе вслух: «В нашем королевстве есть только один такой человек, только один!»

— Ты выждал, проследил за ним? Заметил, куда он причалил?

— Более того, сэр. Я продал ему вишни.

— Да ну? Значит, ты видел его лицо близко и можешь поручиться, что это был он?

— И не сомневайтесь. Дал мне пенни за ягоды, монетку вытащил из маленького кошелька, а тот весь в драгоценных камнях.

— Так ты видел, куда он пристал?

— Ага.

— Можешь показать это место?

— Только не в такой темноте, сэр.

Я откашлялся.

— Милейший, — сказал я. — Луна светит вовсю. Совсем не темно — как я и предсказывал.

— Темновато, сэр.

— И все же постарайся, пожалуйста, вспомнить то место и покажи мне.

Лодка продолжала скользить по воде. К этому времени мое лицо, пылавшее много часов подряд, охладилось, а руки, те даже немного окоченели. Однако внутри все клокотало от тревоги и волнения. В любой момент я мог увидеть приют любви короля и Селии. Потом, когда мы повернули и пошли против ветра и течения, я решился…

Я велел Лису подвести лодку к северному берегу и замедлить ход. Хотел даже сам сесть за весла, чтобы лодочник целиком сосредоточился на поисках дома, но он не доверил мне (и правильно сделал) свое основное средство к существованию, объяснив это тем, что может с закрытыми глазами провести лодку отсюда до Спителфилдса, то есть, по сути, сам же опроверг свою выдумку о мелях и столкновениях с лихтерами, а ведь с ее помощью он выторговал лишних два шиллинга. Я слишком от него зависел и потому не мог показать, насколько рассержен. Мы плыли молча, один раз сменили направление, вернулись назад на тридцать-сорок ярдов, потом вновь двинулись вперед, но вот Лис разглядел в слабом мерцающем свете небольшую пристань со ступенями, поднимавшимися из воды.

— Вот оно, — сказал он. — Вот это место.