Читать книгу - "Равная солнцу - Анита Амирезвани"

Споткнувшись о камень, я получил в спину окрик начальника стражи, пролаявшего, что мне следует быть уважительнее к властительнице и внимательнее к дороге.

Когда мы добрались до дома Колафы, то воспользовались дверным молотком для женщин — большим медным кольцом, и сперва нас встретила жена Колафы, которая проводила нас в комнату андаруни — части дома, предназначенной только для женщин и близких семьи. Андаруни украшали тонкой работы ковры из синей шерсти и шелка на полу, расшитые подушки, высокие серебряные вазы, полные свежих цветов, подносы с пирамидами винограда, груш, фисташек, цукатов и фруктового шербета в больших сосудах.

Пери приветствовала женщин, которые уже собрались, четырех жен покойного шаха — Султанам и Султан-заде, матушку Пери — Даку-черкес, и Зару-баджи, все со своими прислужницами и провожатыми. Глаза Султанам и морщинистые щеки горели материнской гордостью. Хадидже сидела рядом, чтобы услужать ей, брови ее были чудесны, словно темный бархат. Я подумал о донбалан, яйцах барана, которые ел вчера, и ощутил, как жар поднимается в моих чреслах. Несмотря на серьезность момента, я вообразил, чем мы с Хадидже займемся в следующий раз. Все замечательно выглядели в своих траурных одеяниях, исключая разве Султан-заде, чей небрежно повязанный шарф и покрасневшие глаза выдавали ее горе по сыну. Она не поднимала головы и старалась быть незаметной.

Вскоре Исмаил вошел в комнату в сопровождении небольшой свиты из свирепого вида евнухов. Благородные жены встали и принялись радостно причитать и выкрикивать хвалу Богу. Исмаил стоял перед ними в сером шелковом халате и принимал эти приношения, а когда он уселся на прекрасно вышитую подушку, положенную для него на лучший из ковров, жены покойного шаха снова уселись на свои места. Вместе с другими слугами я стоял наготове в дальнем конце комнаты.

Он был среднего роста, с маленькими глазами и негустой седеющей бородой. Выглядел он уверенно и властно, совсем не как мальчик Хайдар, стоявший с мечом перед старшими. Исмаил занял лучшее место в комнате как муж, уверенный, что наконец получает то, что заслужил.

Но возраст не пошел ему на пользу. Он казался скорее пятидесятилетним, чем тридцативосьмилетним. Казалось, кости у него жидкие, словно плавающие в бурдюке со студнем, а не скрепленные мышцами. Пристально вглядываясь в его лицо, я видел нездоровую одутловатость, словно в нем что-то гнило. Никто и никогда больше не примет этого дряблого человека за того свирепого воина, которым он когда-то был.

— Добро пожаловать, благородные жены, — начал он. — Этим утром я имел встречу со своей матушкой и выразил ей свою благодарность. Все те годы, что я отсутствовал, ее никогда не оставляла надежда, что я вернусь. Она пастырь моей жизни — жизни мужчины, моих будущих жен, моего будущего. Матушка, они твои, все хвалы моей жизни и моей короне, которую я скоро надену!

Я не мог не подумать, что похвалы за корону должны бы достаться Пери, но, может быть, он просто слегка преувеличивает.

Не смогла удержаться и Султанам:

— Иншалла! Благодарю Бога за сбережение моего сына. Чтоб явить мою глубочайшую признательность, я клянусь перед всеми построить мечеть и медресе в Казвине.

Раздался дружный вздох — все знали, сколько стоит нанять зодчего, строителей, гончаров и артель рабочих на несколько лет. Но все жены и дети покойного шаха недавно были извещены казначейством о состоянии, которое унаследовали после его смерти, а для самых любимых, подобно Пери, туда входил доход с целых городов.

— Ваше благочестие — пример всем женщинам, — ответил он.

Исмаил приветствовал жен своего отца в порядке старшинства, включая и Султан-заде, пока наконец его внимания не удостоилась и Пери.

— Сестра моя, когда я последний раз видел тебя, ты была маленькой девочкой, — сказал он. — Как все меняется! Во время моего путешествия меня просто забрасывали сообщениями о твоих свершениях во дворце. Уважение к тебе больше, чем ты могла бы представить.

Пери склонила голову, принимая похвалу. Я все дожидался, когда он разразится речью вроде той, что адресовал своей матушке.

— Скажи мне, я сильно изменился?

Пери изумленно подняла голову. Она, похоже, не знала, что сказать.

— Я хочу знать правду.

На мгновение дымка заволокла ее взгляд.

— Я вижу перед собой брата, который был так добр, что учил меня, когда я была еще ребенком, а он уже великим воином, — вежливо отвечала она.

— Учил чему?

— Искусству лучника.

— И посмотри на меня теперь! — сказал он с неприятным смехом.

Судя по его худым рукам, теперь он не смог бы даже натянуть тетиву.

— Мое самое заветное желание для нас обоих — поскорее снова начать стрелять вместе, — тихо сказала Пери. — Я к вашим услугам.

— Полагаю, на этот раз меня будешь учить ты, — отвечал он.

Хотя тон у него был шутливый, по моему загривку пробежал холод.

— Я навечно останусь вашей ученицей, — сказала она. — Я никогда не забуду, как вы учили меня держать лук и учили найти цель прежде всего сознанием. «Найди слабое место, — говорили вы, — уязвимое телесно, и ударь туда, где ошибки не будет». Я сохранила эти наставления в сердце. После вашего отъезда я часто занималась и, когда вы не вернулись, спрашивала о вас. Один из полководцев отца сжалился надо мной и называл мне те места, где вы тогда сражались. Я потребовала карту этой части страны, шахский картограф нарисовал мне ее, а я отмечала на ней ваше продвижение кусочками бирюзы.

Тут она умолкла, без сомнения не желая напоминать ему об унизительном заключении.

— И что же было потом?

— Однажды карта исчезла, а с нею и ваше имя, — ответила она. — Я так благодарна Богу, что Он вернул вас сюда!

— Должно быть, это как увидеть воскресшего из мертвых, — сказал он.

Желтизна его лица не позволяла возразить.

— Я вижу благородного шаха, чьи щеки румянее гранатов, — запротестовала Пери.

Он отмахнулся, предупреждая речи, которым не верил.

— К слову, сегодня рано утром я посетил могилу нашего отца.

Пери напряглась. Отец был похоронен во временной могиле, в ближнем храме, ожидая решения Исмаила о постоянном месте погребения. Остальные женщины запричитали, как делали каждый раз, когда упоминалось имя усопшего. Слезы покатились по щекам Пери, но глаза Исмаила остались сухими.

Миг был настолько неловким, что я просто был рад, что могу выдернуть из пояса один из подаренных Пери платков и предложить ей. Она вытерла глаза и сказала:

— Теперь мы будем плакать вместе, брат мой.

Он рассмеялся снова, и это был омерзительный смех.

— Все мои слезы высохли, — ответил он.

Держать себя он не умел.

— Велики были ваши страдания. Мое самое большое желание — посвятить себя вам, дорогой брат, — быстро сказала Пери. — Обещаю быть полезной.