Читать книгу - "Ильгет. Три имени судьбы - Александр Григоренко"

— А сколько оленей для Нга в самый раз? — спросили родичи.

— Нисколько, — ответил человек, чем изумил всех.

Чтобы не оказаться побитым, он сразу изложил свой замысел.

— Такому могущественному богу не нужны олени. Они не жертва.

— Как не жертва?!

— Жертва — это как отрезать у себя кусок сердца, — сказал человек. — Если бы тайга опустела, и этот олень был последним и, убив его, мы все подохли бы с голоду — тогда, да, жертва.

— Не понимаем, — сказали люди.

— Сейчас поймете.

Он был смелым человеком — он подошел к одному из воинов и сказал:

— У тебя молодая жена. Любишь ее? Сильно любишь?

— Да, — ответил воин.

— Отдай ее Нга. Окропи кровью закат. Тогда это будет жертва.

Пока воин глотал воздух, пытаясь понять неслыханную дерзость, человек подошел к начальнику рода.

— А ты отдай сына. Сколько ему? Месяц? Отдай наследника Нга — это будет не оскорбительно для него. Это будет радость для него, ибо он поймет, что никто не чтит его так, как почитаешь ты. Тогда Нга обойдет бедой твоего нового сына и всех нас.

— А ты, — человек крикнул воину, — возьмешь себе три жены, и каждая будет лучше нынешней. Теперь вы понимаете, что такое жертва?

Воин хотел убить человека, но начальник рода остановил оружие.

— Что же тогда ты сам можешь предложить Нга?

— Пока только свой ум. Нга все видит и знает, кто подал вам такой совет. Когда обрасту людьми и добром, как все вы, — посмотрим.

— Какой жертвы в таком случае захочет Нум? — спросил начальник рода.

— Нум? — улыбнулся человек. — А разве он существует?

Его хотели разорвать деревьями, но передумали — его избили и выбросили в пустую землю.

Человек догадывался, что жизнь ему спасли слова о том, что Нга видит тех, кто дает добрые советы людям, — и он не ошибался.

С отбитыми ногами и грудью он умер бы от голода, достался зверю и гнусу, но через несколько дней его нашла молодая женщина, жена того самого воина. Она принесла немного еды, лук, стрелы и топор, а кроме того снадобье из медвежьей желчи, которой вылечила раны человека. Женщина сказала, что сбежала к нему от мужа потому, что не видела столь храброго мужчину, хоть и невеликого телом.

Они выжили: вырыли землянку, накрыли ее деревьями, березовой корой и шкурой лося, которого мужчина добыл поздней осенью, переждали великий холод, а в конце весны женщина родила ребенка — девочку — и отдала ее мужу, чтобы тот посвятил ее подземному богу.

Потом она рожала каждый год, и ее сыновей — а это были только сыновья — не трогали болезни и холод.

Тот человек и та женщина стали родоначальниками людей Нга.

Их потомство расселялось по тайге, вышло за ее пределы, добралось до моря; оно дробилось на малые рода и семьи, каждая из которых свято держалась обычая — каждый год посвящать своему покровителю первенцев, а когда не было таковых — самое дорогое, что имели. Люди помнили главное — нет более скверного дела, чем оскорблять богов нестоящими жертвами.

Другие юрацкие рода, и даже чужие народы, знали, чем держатся люди Нга. Они пытались одолеть их войнами, но победа оставалась на стороне людей Нга. И потом, когда сменилось множество поколений, и уже никто не знал в точности, следуют ли своему обычаю потомки храброго отца и храброй матери, молва хранила страх перед великим родом. Страх рисовал дивные, невиданные узоры, хотя тот, кому приходилось сталкиваться с людьми Нга, видел, что снаружи они ничем не отличаются от других жителей тайги. Кому-то они казались даже приветливее прочих — Ябто, например, провел несколько приятных дней в стойбище оленевода Хэно.

* * *

Хэно стоял во главе большой семьи, которую можно было назвать отдельным родом, но старик при любом случае говорил, что корень его — храбрый отец и храбрая мать.

С ним жили, охотились и пасли великое стадо его сыновья, каждый из которых имел жену и детей. Особой ветвью были трое младших братьев старика, признавших в свое время силу и разум Хэно и оставшихся с ним в одном стойбище. У братьев были семьи и взрослые сыновья, которые так же имели жен, и дочери, которым искали мужей.

Хэно мог выставить сорок одетых в железо воинов, но старался не воевать без нужды, с родичами жил в мире и не скупился на подарки. Его почитали как величайшего отца среди семей рода Нга и слушались, как всесильного, хотя сам старик был настолько слаб, что едва мог ходить.

Но все же через одного из двоюродных братьев Хэно в большую семью пришло несчастье. Этот брат, получивший после того, как все случилось, прозвище Тусяда — Неимеющий Огня — был беспутным человеком. Его прежнее имя было другим, теперь оно уже забыто и проклято.

Этот человек великого роста и невеликого ума считал себя если не равным Хэно, то хотя бы близко стоящим к нему. Одно время он ходил старшим над пастухами, постоянно терял оленей, что при богатстве Хэно не бросалось в глаза, но однажды отдал волкам едва ли не треть стада. Волки оказались умнее пастухов; выстроив сложную засаду, они отделили от стада около сотни оленей, и пока одни волчьи стаи нападали на оставшихся и тем самым отвлекали людей, другие гнали добычу к высокому обрыву над озером, — олени падали с большой высоты на каменистое пространство у самой кромки воды.

Пастухи сочли за благо увести стадо и не мстить волкам. Старший потом оправдывался перед Хэно, громко крича и ругаясь на то, что под его начало попали люди совсем безмоглые и к тому же трусливые, а он давал им разумные приказы, но они все делали по-своему. Хэно молча выслушал брата и сказал ему, что неудачи случаются у всякого, к тому же волк бывает умнее человека, и в этом нет ничего удивительного. Но на другой день, старик велел пастухам во всем слушаться одного из своих зятьев.

В ответ на оскорбление, нанесенное Хэно, этот человек побил свою жену. Потом он давал старейшине множество советов, например, предлагал перегородить реку в нескольких местах заплотами, чтобы постоянно быть с рыбой, идти войной на ситтов, подземных кузнецов ростом меньше собаки, чтобы заставить их ковать оружие только для людей Нга, разделить стадо на белых, черных и пятнистых оленей, чтобы у пастухов не рябило в глазах…

Хэно выслушивал советы брата, не воспринимая их всерьез и не наказывая его за глупость. Он слишком ценил свою кровь, чтобы наказывать близких родичей, как всех остальных, — к этим он был строг. От доброты старика пришла беда.

В конце концов этот человек понял, что Хэно не нужен его искристый ум, старик презрел голос родной крови и не запрещает другим людям смеяться над своим братом. Он не на шутку страдал, целыми днями валяясь на шкурах в чуме, ни с кем не разговаривал, но потом вдруг подумал, что страдать не стоит, ведь у него есть двое взрослых сыновей, для которых он — то же, что и Хэно для всех остальных. Он ходил с ними охотиться, бить птицу на озерах, ловить рыбу крапивными сетями и криком учил делать то, что они и так умели, научившись от других мужчин. Сыновья молча сносили обиду, а отец, похваляясь добычей, говорил домашним: «Смотрите, как я вас кормлю, ох, как хорошо я вас кормлю». Жена человека плакала тайком… А человек бахвалился, и однажды то, что он говорил своим людям, сказал огню.