Читать книгу - "Тени над Гудзоном - Исаак Башевис-Зингер"

и вышедшие из употребления вещи. Он вытащил галстук, который когда-то был его любимым. Там же лежала чистая рубаха с измятым от долгого лежания воротничком. Он наскоро просмотрел и письма. «Как я мог забыть обо всем этом?» — удивился он. Грейн опустошил чемодан и положил в него пару свежевыстиранных рубашек, носовые платки, носки, свитер. Он делал это, но безо всякой уверенности, без решимости, как будто только репетировал некую роль, которую ему только предстояло сыграть в будущем. «Неужели я действительно покидаю свой дом? Вот так я собираюсь порвать с Леей?.. А каков смысл этого визита к Эстер? Это уже полное безумие…»

Тем не менее он упаковал все необходимое для поездки: чековую книжку, банковскую карту, документы, ключ от сейфа, в котором держал свои акции и ценные бумаги. Он зашел на кухню. Лея уже поела. Она стояла у раковины и мыла посуду. Грейн остановился на пороге:

— Лея, я ухожу.

Она повернула к нему голову. Посмотрела на него печально, немо, растерянно.

— Куда ты идешь? Ты еще вернешься?

— Да, Лея. Не будь дурой.

— Но я действительно дура. А что мне говорить, если тебе будут звонить?

— Скажи, что я уехал в отпуск.

— Надолго? Ты все разрушаешь.

И Лея снова повернулась к посуде, лежавшей в раковине.

Он взял чемоданчик и вышел. Тихо закрыл наружную дверь. «Ну, по крайней мере, она не устраивает скандала», — сказал он себе. Он ощутил любовь и благодарность к Лее. «Вот это женщина! Такой и должна быть жена! — сказал кто-то внутри него. — Я никогда с ней не разведусь! Это мой дом, моя гавань…» Грейн вызвал лифт. Он стоял и чувствовал себя пьяным или оглушенным наркотиками. Нет, скорее он был как лунатик или под гипнозом. За всеми трезвыми расчетами скрывалось нечто иррациональное, неорганизованное, навязанное. Теперь он ехал к Эстер только потому, что перед ним была долгая зимняя ночь и он не знал, что делать с этой ночью…

На улице стоял сильный мороз. Дул холодный ветер. Брать ли машину? Ему вдруг стало лень вести автомобиль. Кроме того, если Анна хочет встретиться с ним на Гранд Сентрал, это означает, что она хочет ехать поездом. Он поднял воротник и направился к метро. Ему пришло в голову, что именно в таком настроении убийца направляется кого-нибудь убить или самоубийца — убить самого себя…

8

Грейн совершал поступки и сам удивлялся тому, что делает, как будто он раздвоился, и одна его половина следила за другой. Он вложил жетон в щель и толкнул турникет всем телом. Лампы в метро излучали миллиарды, триллионы квантов энергии, которые отражались от сетчатки глаз Грейна, улавливались его зрительными нервами, создавая некий образ в комке серого вещества, называемом мозгом. Газеты, выходившие вечером под завтрашней датой, кричали огромными буквами о невесте, которую застрели ли в день ее свадьбы. Она освещала первые страницы газет своим подвенечным платьем со шлейфом и букетом цветов. Рядом с ней торчала фотография убийцы. Казалось, что его выпученные глаза спрашивают: «С какой стати меня вдруг сделали убийцей? Что это за роль? Один Бог знает, что я невиновен…»

Грейн спустился по ступеням. Сразу же подошел поезд на Брайтон. Каким старым и знакомым ему было здесь все: грязно-зеленый цвет стен, кирпичная краснота пола, набросанные бумажки, скорлупа от орешков, облезлые сиденья, голые электрические лампы, реклама чулок, бюстгальтеров, шоколада, похоронных бюро. Пассажиры читали свежеотпечатанные газеты и все как один жевали жевательную резинку. Он, Грейн, находился в системе, в которой все было заранее определено. Он все знал наизусть. На Тридцать четвертой улице в вагон набьются толпы женщин, делавших покупки в торговом центре «Партмент старс», открытом сегодня допоздна. На «Юнион-сквер» снова будет наплыв народа. После «Канал-стрит» поезд ненадолго выйдет из-под земли, и в ночи будет видна темная река, опирающаяся на огненные колонны, а по реке будут тянуться баржи с углем, камнем или другими грузами. Вдалеке пронесутся фабрики, бильярдные, гаражи. Да разве вся жизнь — не такая же поездка? Разве Анна — не такая же станция метро на неизбежном пути сквозь время?..

Некоторое время Грейн внимательно разглядывал какого-то негра. Все его существо выражало фатум наследственности: черная кожа, широкий нос с крупными ноздрями (чтобы вдыхать много влажного воздуха), толстые губы, череп, поросший клочковатой шерстью, похожей на кусты в каменистой пустыне. Тело его находилось здесь, но дух пребывал где-то в африканских джунглях. Негр тоже глазел на Грейна с таким же тупым удивлением, с каким его предки смотрели на американских работорговцев. Грейн отвел глаза и принялся смотреть на белую девицу. Она жевала жвачку и читала. Подол платья задрался выше колен. Он, Грейн, был пресыщен любовью и телом, но тем не менее все время бросал взгляды на эти обтянутые нейлоновыми чулками колени, которые девица выставляла напоказ с нахальным равнодушием. У него почему-то возникла убежденность, что ее прелести несколько отличаются от прелестей женщин, с которыми он имел дело до сих пор. «Что это со мной? Неужели я таким и останусь до самой смерти? — спрашивал он себя. — Неужели это и есть признаки старости?..»

Кто-то поднялся со своего места в нише, огороженной с трех сторон, и Грейн поторопился занять это место. Он должен обдумать свое положение. Что сказать Эстер? Как устроиться с Анной? Согласится ли она просто стать его любовницей и вести более или менее ту же жизнь, которую ведет Эстер? Между Эстер и Анной есть большая разница. Эстер по своей натуре склонна к богемному образу жизни. От родственников она отдалилась. Она поселилась в Манхэттен-Бич как на острове. У Анны же есть отец, муж, среда общения. Именно из-за таких женщин, как Анна, происходят тяжелейшие семейные разрывы… Грейн сидел в своем уголке и размышлял, копаясь в мелочах. Скамья под ним была теплой — вагон отапливали, и Грейну казалось, что он сидит в синагоге за печкой. Давно ли он был мальчишкой? Годы прошли, как сон. А разве он уверен, что влюблен в Анну? Разве кому-нибудь ведомо, где кончается плотское вожделение и начинается любовь? Не является ли само это понятие всего лишь вульгарной выдумкой, неким варевом, в котором смешалось когда-то слышанное и когда-то читанное?

9

Поезд снова выехал из-под земли и помчался по задам Бруклина: маленькие домишки, заснеженные садики и фонари, делавшие ночную тьму еще более густой. Здесь жили и размножались народы и расы: евреи, итальянцы, поляки, ирландцы, черные, желтые. В этих домишках угасали