Читать книгу - "Смутьян-царевич - Михаил Крупин"

По пресечении династии литвин-Ягеллонов Речь Посполитая решила продолжить практику востребования королей из соседних держав. Воевода венгерский Стефан Баторий, прияв корону Польши, показал, каким благословением и для республики может явиться суровый и мудрый монарх. Гениальный мадьяр, давший Унии^[62] европейскую армию и изрядно отделавший воинство Грозного, основал академию в Вильне, исправлял с увлечением календари и суды.

А по смерти Батория королем польским едва не стал московит. На элекционном^[63] сейме явилось три партии: одну возглавляли вельможи Зборовские, стояли за эрцгерцога Максимилиана, брата германского императора; канцлер польский и гетман Замойский, лидер второй группы, предлагал пригласить сына шведского короля; третья партия, самая многочисленная, состоявшая по преимуществу из литовско-русских дворян, единодушно высказывалась за государя московского. Посреди сейма выставили три убора: немецкую шляпу, балтийскую сельдь с разинутым ртом и подобие Мономаховой шапки (из жести). Как и следовало ожидать, в эту шапку легло большинство жетонов.

Русские послы были уведомлены о великой чести, удостоившей их государя, и ознакомлены с условиями, на которых государь избирался королем Польши и великим князем Литвы: а именно — срочный взнос двухсот тысяч рублей серебром; принятие московским царем католичества, коронация в Кракове и постановка в перечисляющем владения титуле Польши выше Москвы. Русские, высокомерно смеясь, отвечали, что даже гонцов слать к царю не подумают, могут сами сказать: это все неприемлемо. Паны долго шушукались, все же смягчили надменные требования: пускай послы для начала внесут только двести золотых тысяч и катятся к черту в Москву поздравлять своего государя с избранием. Но тут послы заявили, что в денежном деле как раз, не спросившись Бориса, поступать им немочно (у них и не было денег), просили обождать с платой чинша. Заявление это убило вельможный сейм — вольной шляхте, во всем подражавшей роскошному Западу, уже не хватало на жизнь, и вопрос о немедленной мзде был едва ли не главным. Королем польским избран был швед Сигизмунд, посольство московское только успело выговорить на пятнадцать лет продление перемирия.

Проклянут поляки, литовцы и русские тот день, когда корона коснулась чела юного Августа Вазы, ставшего Зигмундом III. От полувекового правления фанатика иезуита Речь Посполитая так и не сможет оправиться, соседняя Русь еле выкарабкается из-под развалин.

Даже сторонники приглашения Сигизмунда с первых шагов его по земле польской почувствовали недоумение и тревогу. Сигизмунд, въехав в Краков, не ответил ни слова на пышную приветственную речь Яна Замойского, отбившего все атаки максимилианцев. Замойский, повернувшись к Илье Сневальскому, самому ярому борцу за избрание Вазы, вопросил изумленно и зычно: «Какого немого черта вы привезли нам из Швеции?»

Куда более польских дел Сигизмунда всегда занимали вопросы шведского престолонаследия. Коронованный в 1592 году и в стольном Стокгольме, в 1599-м он уже был низложен своим дядей Карлом с наследного трона и, не думая долго, втянул Польшу в трудные и совершенно ненужные ей многолетние войны с соседней страной.

Сигизмунд, околдованный иезуитами, желал прославить в веках свое имя, упрочив власть панства на этой земле. Его старания о похолопливании и перекрещивании в латинян малороссов хоть и не вызвали еще к началу века всеобъемлющего мятежа, но уже был казнен непокорный вассал атаман Наливайко и десятилетний Хмельницкий в детских играх уже назначал, себя гетманом.

Отношения с Московией, которую большинство панов хотели бы видеть в такой же «братской» унии с Польшей, как и Литву, при восхождении на престол Сигизмунда были не так уж плохи; в 1601 году молитвами Годунова подписана новая грамота о двадцатилетием перемирии стран; бояре и дворяне московские имели право (и даже поощрялись) учиться в польских школах и академиях. Тоже для «книжного научения» могли и шляхтичи ездить в Москву (но этот пункт был включен в договор Годуновым скорее для усыпления бдительности своих родовитых князей и архиереев, нежели для насыщения жажды поляков набираться ума на Руси). Вельможное рыцарство задыхалось в песчаниках Польши, его привлекал невозделанный, тучный российский простор. Годунов понимал это и объявил, что будет наделять панов ланами (но лишь тех, кто поступит на службу к нему, и без права наследования или продажи земли).