Читать книгу - "Корнилов - Владимир Федюк"

Новые власти, казалось бы, забыли о царской семье. В Петрограде плелась какая-то сложная интрига, одним из вольных или невольных участников которой пришлось стать Корнилову. В должность главнокомандующего Петроградским округом он, как мы уже писали, официально вступил 5 марта 1917 года. Вечером того же дня Корнилов вызвал к себе командира запасного батальона одного из гвардейских полков полковника Е.С. Кобылинского и сообщил, что ему поручается дело государственной важности. Корнилов категорически отказался говорить о характере поручения и пообещал, что все подробности он расскажет завтра.

Однако ни завтра, ни через день никаких распоряжений Кобылинский не получил. Только 8 марта, уже за полночь, ему позвонили домой и передали приказ Корнилова быть к 8 утра на Царскосельском вокзале. В ожидании поезда Кобылинский вновь попытался расспросить Корнилова о сути предстоящего дела, но тот продолжал отмалчиваться. Наконец уже в купе он сказал: «Сейчас мы едем в Царское Село. Я еду объявить государыне, что она арестована. Вы назначаетесь начальником Царскосельского гарнизона».

В дворцовой приемной Корнилова и его сопровождающих встретил обер-гофмаршал граф П.К. Бенкендорф. Корнилов попросил доложить о себе императрице. Бенкендорф ушел и, возвратившись, пригласил Корнилова и Кобылинского наверх. Далее Кобылинский пишет: «Вошли мы в детскую комнату, где никого не было. Как только мы входили в эту комнату, из другой двери вошла в комнату государыня императрица Александра Федоровна. Мы поклонились ей. Она подала Корнилову руку, мне кивнула головой. Корнилов сказал государыне: “Ваше Величество, на меня выпала тяжелая задача объявить вам постановление Совета министров, что вы с этого часа считаетесь арестованной. Если вам что-то нужно — пожалуйста через нового коменданта”».

После этого Корнилов отослал Кобылинского и остался в комнате наедине с императрицей. Их разговор не был секретом, во всяком случае Корнилов уже на следующий день сам рассказал его подробности журналистам. «У меня все больны, — заявила императрица. — Сегодня заболела моя последняя дочь. Алексей, сначала было поправлявшийся, опять в опасности». Тут она заплакала, но, справившись с собой, сказала: «Я в вашем распоряжении. Делайте со мной что хотите».

Опубликованные фрагменты из дневников графа Бенкендорфа подтверждают уже известные нам обстоятельства ареста императрицы. Но в нашем распоряжении есть еще одно свидетельство, кардинально отличающееся от прочих. Это рассказ поручика К.Н. Кологривова. В ту пору он носил погоны 4-го стрелкового Императорской Фамилии полка, охранявшего Царскосельский дворец. В изложении Кологривова события выглядели так: «Между часом и двумя пополуночи наше внимание привлек необычный шум, происходивший в вестибюле, и вслед за этим нам сообщили, что приехали военный министр и главнокомандующий с какой-то депутацией и что наружные часовые, стоявшие у подъезда, не хотели их пустить во дворец. Когда я вошел в освещенный вестибюль, то увидел главнокомандующего войсками Петроградского военного округа генерала Корнилова, военного министра Временного правительства Гучкова и группу приехавших с ними. Корнилов и Гучков были с огромными красными бантами на груди, причем банты эти были с какими-то раструбами и широкими ниспадающими лентами. Такие же красные банты были и у их спутников».

По словам Кологривова, Корнилов стоял впереди всей группы, а Гучков все время держался на втором плане. «Я вошел в вестибюль, — вспоминал Кологривов, — как раз в то время, когда Корнилов громким голосом и в грубой форме потребовал видеть “бывшую царицу”. Это были его подлинные слова». Приехавшим попытались объяснить, что вся семья уже спит, но Корнилов в ответ заявил, что «теперь не время спать». Дежурный камердинер был отправлен во внутренние покои и вернулся с известием, что императрица готова принять депутацию.

Приехавших провели на второй этаж в так называемую «Липовую» гостиную. Корнилов вошел в комнату, а Гучков остановился на пороге. В этот момент из противоположной двери показалась Александра Федоровна. Подойдя к Корнилову и не подавая ему руки, она спросила: «Что вам нужно, генерал?» Корнилов вытянулся и в почтительном тоне, что резко контрастировало с его предшествующей манерой держать себя, сказал: «Ваше императорское величество… Вам неизвестно, что происходит в Петрограде и в Царском… Мне очень тяжело и неприятно вам докладывать, но для вашей же безопасности я принужден вас…» и замялся. Императрица перебила его: «Мне все очень хорошо известно. Вы пришли меня арестовать?» — «Так точно», — ответил Корнилов. «Больше ничего?» — «Ничего». Не говоря более ни слова, императрица повернулась и ушла в свои покои. Через несколько минут дворец покинула и депутация.

Как легко увидеть, этот рассказ отличается от свидетельства Кобылинского во всех важнейших деталях. Если верить Кологривову, Корнилов почему-то приехал в Царское Село глубокой ночью. В этой поездке его сопровождал Гучков, который, опять-таки если доверять Кологривову, не сказал за все время ни слова. Да и развязные манеры Корнилова как-то не очень соответствуют его обычному поведению.

Можно было бы считать все это выдумкой от начала до конца, но рассказ Кологривова находит частичное подтверждение в воспоминаниях камердинера императрицы А.А. Волкова. По его словам выходит, что Корнилов дважды бывал в Царском Селе — один раз вместе с полковником Кобылинским и вторично — вместе с Гучковым. Он не приводит даты, как, впрочем, конкретную дату не указывает и поручик Кологривов. Дневник графа Бенкендорфа уточняет ситуацию. Корнилов и Гучков посетили императрицу 5 марта, то есть за три дня до формального ареста.

Напомним, что именно в этот день Корнилов вступил в обязанности главнокомандующего войсками Петроградского округа. То обстоятельство, что он первым делом поспешил к императрице, было связано со слухами о намерении толпы расправиться с обитателями дворца. Чрезвычайный характер визита объясняет и ночное время, и присутствие Гучкова. Вероятно, тогда же родилась идея сменить командование царскосельского гарнизона. Вечером все того же дня Корнилов сообщает Кобылинскому о предстоящем ему серьезном поручении. Обратим внимание еще на одну деталь — императрица, по свидетельству Кобылинского, встретила Корнилова как знакомого, подала ему руку, в то время как в отношении самого Кобылинского ограничилась кивком.

Рассказ поручика Кологривова, таким образом, отражает реальный факт ночного появления Корнилова и Гучкова в Царском Селе, но большая часть подробностей их встречи с императрицей досочинена автором. Ни о каком аресте тогда речи не шло. При желании, разумеется, ничто не мешало Корнилову и Гучкову арестовать императрицу уже 5 марта. Однако в этом не было большого смысла. Совершенно очевидно было, что мать не покинет больных детей. Поэтому-то между первым и вторым визитами Корнилова в Царское Село прошло два дня. Формальная процедура ареста носила характер символического акта и явилась результатом уступки Временного правительства давлению радикалов из Петроградского Совета.

Меньше всего инициатором этого шага был сам Корнилов. Главнокомандующий столичным округом не был самостоятельной политической фигурой. Тем не менее арест императрицы в значительной степени определил дальнейшую судьбу Корнилова. Отныне в глазах последовательных монархистов он стал «революционным генералом» со всем вытекающим отсюда отношением.