Читать книгу - "Ньютон и фальшивомонетчик. Как величайший ученый стал сыщиком - Томас Левенсон"

С таким арсеналом Сэмюель и Мэри Квестид могли производить почти совершенные копии королевских монет, вплоть до окантовки, которая служила украшением, но не защитой. Свидетели утверждали, что они видели, как Мэри Квестид гуртовала гинеи, сделанные из материала, описанного как "грубое подобие золота", — скорее всего, из обрезков настоящих монет, смешанных с оловом, медью или иным неблагородным металлом. Но, каков бы ни был точный рецепт сплава, используемого в мастерской Квестидов, их изделия явно были отменного качества. Их фальшивые гинеи продавались по двадцать шиллингов за штуку — это была цена, как мрачно отмечает судебная запись, "по которой гинея сейчас имеет хождение".^[126]

С самого начала своей карьеры фальшивомонетчика Уильям Чалонер стремился к такому совершенству, которого достиг Квестид, — изготовлению монет, которые не вызывали бы подозрений. Патрик Коффи помог ему достичь почти такого же уровня. Судя по описанию продукции Чалонера очевидцами, Коффи научил его делать металлические пластины для заготовок. Коффи также объяснил ему, как построить и использовать пресс, способный делать оттиск глубокого рельефа на аверсе и реверсе каждой монеты, и показал, как использовать штампы для правдоподобной имитации гуртованного ободка, гордости Монетного двора и врага обрезчиков.

Таким образом, Чалонер был почти — но не совсем — готов приступить к изготовлению фальшивых монет на самом высоком уровне. Ему все еще недоставало одного важного инструмента. Качество готовых монет зависело от того, насколько точно воспроизведен рисунок на лицевой стороне. Чтобы добиться этого, фальшивомонетчик нуждался в близком к совершенству штампе для монетного пресса. Для этого требовался хороший гравер, мастер гораздо более искусный, чем Коффи или Чалонер. Чалонер нашел изготовителя штампов^[127] в переулке Грейс-Инн, в мастерской гравера и продавца отпечатков Томаса Тейлора.

На первый взгляд Тейлор казался неподходящим кандидатом. По большей части его знали как почетного младшего члена сообщества ученых, так называемой Республики писем, известной современникам по изданиям географических карт, "Точного описания Англии" и "Точного описания княжества Уэльс" — важнейших примеров возникшего в то время спроса на более точное отображение физического мира. В 1724 году, на волне постньютоновской популяризации астрономии и физики, Тейлор выполнил широкоформатную иллюстрацию солнечного затмения,^[128] сопровожденную диаграммами, объясняющими геометрию орбит, лежащих в основе полного затмения.

Печать таких детальных изображений требовала высокого профессионализма. Но, несмотря на свое мастерство, Тейлор, как и многие после него, по-видимому, столкнулся с тем, как суров бывает издательский бизнес. Продажа географических карт в тавернах (он рекламировал "Золотого льва" на Флит-стрит как один из своих деловых адресов) не покрывала счетов. Поэтому, по крайней мере в юности, Тейлор был не прочь оказать свои услуги Уильяму Чалонеру. Его работа оказалась первоклассной. В 1690 году Чалонер дал ему заказ на штампы для французских пистолей — золотых монет, стоивших приблизительно семнадцать английских шиллингов. В 1691 году он заказал Тейлору еще одну пару штампов — с рисунком аверса и реверса золотой английской гинеи.

Наконец Чалонер был готов всерьез заняться подделкой. В 1691 году, вооруженный новыми инструментами и познаниями, он выпустил первую партию поддельных монет: из сплава чистого (по крайней мере относительно) серебра было отчеканено множество пистолей (по крайней мере тысяча) и в придачу "большое количество гиней, все из позолоченного серебра". Он все еще нуждался в помощи — Коффи и еще один человек, муж сестры Чалонера Джозеф Грейвнер (известный также как Гросвенор), завершали процесс, покрывая монеты тонким слоем золота.^[129] На главного сообщника Чалонера, Томаса Холлоуэя, и его жену Элизабет была возложена важнейшая задача: они передавали фальшивые монеты в руки мелких мошенников, которые пускали подделки в обращение. Позже Холлоуэй признавался, что у него не было никаких проблем в реализации продукта. Количество фальшивок впечатляло: Холлоуэй говорил, что он взял "по крайней мере 1000 из французских пистолей Чалонера и … повидал многие сотни его гиней", которые Чалонер продавал по одиннадцать шиллингов за каждую.

Холлоуэй также рассказывал, что слышал, как Чалонер "хвастался своим мастерством"^[130] — и по праву. Спрос был столь велик, что Чалонер не справлялся. Его биограф сообщал, что, "поверив, что можно подделывать" серьезные деньги, он теперь спешил произвести их как можно больше. "Торговля шла оживленно", и "гинею Чалонера" можно было встретить столь же часто, как несколько лет назад — поддельное серебро". Доходы были таковы, что едва ли не за одну ночь Чалонер сделался настоящим богачом. Согласно цифрам, которые называл Холлоуэй, за первые несколько месяцев Чалонер получил более тысячи фунтов прибыли, что было примерно в двадцать раз больше ежегодной заработной платы, на которую мог рассчитывать квалифицированный рабочий в Лондоне. Это были блаженные времена, когда "казалось, что все способствует его предприятию" и "что он нашел философский камень (который столь многие пытались найти) или что на него ежедневно проливался золотой дождь^[131] (подобно тому, который Юпитер излил на Данаю)".