Читать книгу - "Грехи Брежнева и Горбачева. Воспоминания личного охранника - Владимир Медведев"

Косыгин знал себе цену, разговаривал всегда с достоинством, он, пожалуй, единственный из высокого окружения не пел здравиц Брежневу.

Алексей Николаевич очень любил гулять на воздухе. Нередко часть пути домой шел пешком – от Кремля до начала Ленинского проспекта. По дороге на улице Димитрова заходил в гастроном. После первого же его посещения в этот магазин стали завозить все продукты, он стал одним из лучших в Москве.

Еще Алексей Николаевич любил греблю. Однажды во время прогулки на байдарке-одиночке он перевернулся вместе с лодкой и оказался в холодной воде. Охрана сработала мгновенно, ребят потом наградили.

После смерти Косыгина улицу, на которой он жил, назвали его именем. А гастроном на улице Димитрова снова стал заурядным, как все.

Таким же точно Далеким по характеру от Брежнева был и Михаил Андреевич Суслов, к концу жизни Генерального практически второй человек в партии. Перестраховщик, педант, догматик – ив словах, и в поступках. К тому же очень упрямый человек. Его, главного идеолога партии, более всего опасалась передовая творческая интеллигенция.

В высоком же окружений характер и привычки этого человека вызывали иронию. Чего стоят одни галоши, с которыми он не расставался, кажется, даже в ясную погоду и которые стали чем-то вроде его визитной карточки, как, впрочем, и его старомодное пальто, которое он носил десятки лет. После шутливого предложения Брежнева членам Политбюро скинуться на пальто Суслову тот наконец приобрел себе обнову.

Выезжаем иногда на Можайское шоссе и плетемся со скоростью 60 километров в час: впереди – скопление машин. Леонид Ильич шутит:

– Михаил, наверное, едет!

Брежнев ко всем обращался на «ты» и если не на людях, не при всех, то по именам – Юра, Костя, Николай. Суслова он мог назвать по имени лишь заочно, обращался же к нему, как и к Косыгину, только по имени и отчеству. Видимо, потому что с Сусловым, как и с Косыгиным, Генеральный чувствовал себя менее уверенно, чем с другими, и тот и другой могли ему возразить. Бывало так, все «за», а Суслов – «против». И когда решался, скажем, вопрос о наградах или лауреатстве и все шло как по маслу, всегда кто-нибудь скажет: «Как еще Михаил Андреевич посмотрит…» – «А вы объясните ему… – говорил Брежнев и через паузу добавлял: – Ну, я сам с ним поговорю».

Самым близким к Брежневу человеком из высокого окружения был, несомненно, Юрий Владимирович Андропов. И чрезвычайно для него важным, ибо Андропов, возглавляя самое могущественное и практически никому не подконтрольное ведомство – КГБ, был в курсе всех дел в стране – не только коррупции, преступности, возможных заговоров, но и состояния экономики, межнациональных отношений, внешнеполитических дел, настроений в народе. Человек интеллигентнейший, образованный, совершенно бескорыстный, веривший в социалистические идеалы, он напоминал мне большевиков начала века. Имея рядом такого информированного и преданного человека, Брежнев был застрахован от всякого рода неприятных неожиданностей. Я слышал, что после смерти Суслова Брежнев готовил Юрия Владимировича на его место – место второго человека в партии, но что-то там сорвалось.

Андропов был в высшей степени деликатным, во всяком случае, по отношению к Брежневу. Без предупредительного звонка не являлся и вообще понапрасну Генерального не беспокоил ни звонками, ни тем более визитами. Звонит его помощник – Крючков, тоже, как и шеф, гражданский, оба обходительные, я отвечаю: «Владимир Александрович, у него сейчас люди». Он отвечает, если дело срочное: «Все равно доложите» или «Сразу же доложите, как освободится». Когда звонил сам Андропов, в первую очередь справлялся о самочувствии Леонида Ильича. У него сейчас тот-то, отвечал я, а потом будет тот-то. «Доложить ему сейчас?» – «Нет-нет, ни в коем случае, у меня не срочно. Как только он освободится, вы мне позвоните».

Черненко, Кириленко, Тихонов, ну еще, может, кто-то, звонили Брежневу напрямую, Андропов – только через нас или через секретаря. Кириленко мог тряхнуть Брежнева за плечи: «А-а, Леня…» Подгорный тоже вел себя панибратски: «Леонид, ты…» Андропов же всегда обращался к Генеральному подчеркнуто уважительно, по имени-отчеству.

Думаю, что Андропов для Генерального был приятным собеседником даже в сложных делах, потому что, задавая какой-то вопрос, Андропов сам же ненавязчиво, в форме совета, подсказывал и ответ, не заставляя Генерального ломать голову. Он как бы щадил Брежнева, вначале – учитывая его занятость, потом – болезнь. Эта манера разговора с вышестоящим руководством была в традициях органов безопасности. Даже на нашем уровне, если кто-то обращается, скажем, к генералу с каким-то вопросом, то должен заранее вникнуть в суть, проанализировать все «за» и «против» и держать в уме предполагаемый ответ начальства.

Мне неоднократно приходилось быть свидетелем разговора Брежнева с Андроповым. Юрий Владимирович входил – всегда спокойный, рассудительный: «У меня, Леонид Ильич, несколько вопросов». Задавал четко, кратко, при этом как бы извинялся за то, что вынужден отвлекать Генерального от других важных дел. Брежнев обычно задумывался, а Андропов аккуратно заполнял паузу: «Думаю, надо поступить таким образом, как вы считаете?»

Все вопросы решались как бы сами собой, на том беседа заканчивалась, если вдруг Брежнев не спрашивал:

– Ну, Юрий, скажи, что ты на ужин ешь? Как с весом борешься?

– Да никак не борюсь.

Но эти вопросы Леонид Ильич задавал чаще Тихонову, тот худенький был. Выслушает, потом вызывает Рябенко:

– Давайте мне на завтрак, обед и ужин то же, что Николай Александрович ест. Вон он сухой какой.

Виктория Петровна также очень уважала Андропова, его жену, которая, как и она сама, не интересовалась политикой и не вмешивалась в государственные дела мужа.

Подобная практика доверия соратникам приводила к тому, что Брежнев, к сожалению, часто не вникал в суть проблем, и теперь, спустя годы после его смерти, многое ему вышло боком. Ошибки или безответственность многих исполнителей легли пятном на Генерального. Все правильно: он руководил страной – он за все в ответе.

Именно в пору правления Брежнева вспыхнуло движение диссидентов, отказников, которые вынуждены были покидать Родину или которых просто выдворяли за границу, отправляли в ссылки и лагеря. Самое удивительное, что лично Брежнев относился к диссидентам спокойно. Но приходил Андропов, как истинный коммунист, стоящий на столбовом социалистическом пути, докладывал, сам же давал ответы на поставленные вопросы, и Брежнев отвечал:

– Ну и давай занимайся. Если комитет считает, что…

Сахаров, Солженицын, Галансков, Гинзбург, Даниэль, Синявский, Максимов, Буковский… Андропов докладывал Брежневу по каждому имени. По каждому!

Или взять войну в Афганистане. Я хорошо помню, как во время визита в одну из социалистических стран Леониду Ильичу позвонил из Москвы Андропов и доложил, что Амин уничтожил Тараки и взял власть. Брежнев был и взволнован, и возмущен, стал вдруг рассказывать о Тараки как о национальном поэте, писателе, просто как о человеке – вспомнил добром. Никакого разговора о вводе войск тогда не было и в помине.