Читать книгу - "Генеральный секретарь ЦК КПСС, первый президент СССР Михаил Сергеевич Горбачёв - Тамара Красовицкая"

С демонтажем Горбачёвым железного занавеса связана начавшаяся в 1989 году системная трансформация в странах Восточной Европы. Глубина преобразований в СССР показала, что перестройка – это всерьез, что принцип свободы выбора вышел на международную арену и что сателлитам СССР можно не опасаться военного вмешательства со стороны «старшего брата». В феврале 1990 года прилетел в Москву госсекретарь США Бейкер. На встрече с Горбачёвым обсуждался вопрос об объединении Германии. Бейкер в связи с этим давал возможность как минимум поднять вопрос об оформлении в международно-правовой форме гарантий непродвижения НАТО на Восток. Вскоре в Москву приехал канцлер ФРГ Г. Коль. Западногерманский посол вручил ему сверхсекретную бумагу от Бейкера. Коля просили додавить Горбачёва в вопросе о вхождении Германии в НАТО. Окончательно Горбачёв сдался в июне 1990 года, когда прилетел в Вашингтон.

События набирали бешеный темп. Ненадолго общественность отвлеклась на присуждение в 1990 году Михаилу Горбачёву Нобелевской премии мира за определяющий вклад, который он внес в возросшую открытость в советское общество, в укрепление международного доверия. Мирный процесс, в который Горбачёв внес весомую лепту, открыл новые возможности перед мировым сообществом для решения актуальных проблем, невзирая на идеологические, религиозные, исторические и культурные различия.

И наконец, наступил август 1991 года. События этого месяца историкам еще не дано оценить полностью, слишком много фальши в документах и бесчисленных мемуарах, да и далеко не все они собраны и обнародованы. Оценка этих событий в большинстве своем субъективна и зависит от авторского отношения к самому Горбачёву.

Но признаем: невозможно объективно оценить события августа 1991 года в отрыве от процессов, которые происходили задолго до тех тяжелых дней. Внешне Горбачёв бодрился, как всегда, много говорил, скорее, заговаривал и окружавших соратников (а надежных становилось все меньше), и множившиеся ряды противников, и охваченный тревогой народ. Но он производил удручающее впечатление и в физическом, и в морально-психологическом плане. За день до отъезда, вспоминают будущие члены ГКЧП, 3 августа 1991 года, собрав узкую часть Кабинета министров, Горбачёв якобы произнес загадочную фразу: «Имейте в виду, надо действовать жестко. Если будет необходимо, мы пойдем на все, вплоть до чрезвычайного положения». 4 августа перед вылетом в Форос он еще раз якобы повторяет эти странные установки. «При необходимости действуй решительно, но без крови», – напутствует Михаил Сергеевич остающегося на хозяйстве вице-президента Янаева. Веры в эти свидетельства мало. Невозможно забыть дрожащие руки объявленного и. о. президента Янаева на знаменитой пресс-конференции гэкачепистов на Зубовской площади, где они врали на весь мир о недееспособности Президента СССР.

Форос. 20 августа 1991 г. Видеообращение Горбачёва по поводу путча. На экране видна дата записи.

Из дневника Р. М. Горбачёвой: 18 августа, воскресенье.

«Сходили утром на море. Мы купались, Михаил Сергеевич сидел, читал. Сейчас в кабинете – работает. Я смотрю почту, читаю газеты. Что творится вокруг Союзного договора! Одни кричат: восстанавливается бюрократическое, унитарное государство. Другие – страна гибнет, рассыпается, рвется на куски, положения Договора расплывчаты, неопределенны, неясны. Для чего такой Союзный договор? Сообщение: ЦК КПСС предложил исключить из партии А. Яковлева. Передал вопрос на рассмотрение первичной партийной организации. Все сделали без ведома Михаила Сергеевича. Александр Николаевич подал заявление о выходе из партии.

19.00.

Где-то около пяти часов ко мне в комнату вдруг стремительно вошел Михаил Сергеевич. Взволнован. «Произошло что-то тяжкое, – говорит. – Может быть, страшное. Медведев сейчас доложил, что из Москвы прибыли Бакланов, Болдин, Шенин, Варенников». «Кто он, последний?» – спрашиваю. «Генерал, заместитель Язова… Требуют встречи со мной. Они уже на территории дачи, около дома. Но я никого не приглашал! Попытался узнать, в чем дело. Поднимаю телефонную трубку – одну, вторую, третью… Все телефоны отключены. Ты понимаешь?! Вся телефонная связь – правительственная, городская, внутренняя, даже красный «Казбек» – вся отключена! Это изоляция! Значит, заговор? Арест?» Потом: «Ни на какие авантюры, ни на какие сделки я не пойду. Не поддамся ни на какие угрозы, шантаж». Помолчал. Добавил: «Но нам все это может обойтись дорого. Всем, всей семье. Мы должны быть готовы ко всему…»

Позвали детей. Я зачем-то попросила чай. Галина Африкановна, повар, принесла. Пить его, естественно, никто не стал. Рассказали Ирине и Анатолию о случившемся. От них узнали, что несколько минут назад в доме замолчало радио и перестал работать телевизор. У центральной входной двери, неизвестно откуда появившийся, стоит Плеханов. Спросил: «Где Михаил Сергеевич? К нему товарищи». Анатолий ответил: «Не знаю. Видимо, у себя». Дети и я поддержали Михаила Сергеевича, его решение. Наше мнение было единым: «Мы будем с тобой».

…Встреча Михаила Сергеевича с приехавшими проходила в его кабинете. Все это время Анатолий, Ирина и я находились рядом, около дверей кабинета. Вдруг арест? Уведут…

19 августа 1991 г. в Москве объявлено чрезвычайное положение, в город введены войска и техника.

…Вышли «визитеры» из кабинета где-то часов в 18 без Михаила Сергеевича, сами. Варенников прошел мимо, не обратив на нас внимания. Болдин остановился в отдалении. Подошли ко мне (я сидела, ребята стояли рядом) Бакланов и Шенин. Сказали: «Здравствуйте». Бакланов протянул руку. Я на приветствие не ответила, руки не подала. Спросила: «С чем приехали? Что происходит?» Услышала одну фразу, произнесенную Баклановым: «Вынужденные обстоятельства». Повернулись и вместе, втроем ушли. Из кабинета вышел Михаил Сергеевич. В руках держал листок, подал его мне. Сказал: «Подтвердилось худшее. Создан комитет по чрезвычайному положению. Мне предъявили требование: подписать Указ о введении чрезвычайного положения в стране, передать полномочия Янаеву. Когда я отверг, предложили подать в отставку. Я потребовал срочно созвать Верховный Совет СССР или Съезд народных депутатов. Там и решить вопрос о необходимости чрезвычайного положения и о моем президентстве». «Сказали, что арестован или будет арестован, так я и не понял, Ельцин…» «Здесь, на листочке, фамилии членов комитета…» Был возмущен не только ультиматумом прибывших, но и их бесцеремонностью и нахальством. При встрече с А. Черняевым сказал, что назвал их «самоубийцами» и «убийцами»: «Страна в тяжелейшем положении… Мир отвернется… Блокада экономическая и политическая… Это будет трагическим концом».

Возвращение из Фороса в Москву.