Читать книгу - "Окопная правда войны - Олег Смыслов"

В 14 часов в кабинете Сталина собрались в основном военные. Тимошенко, Шапошников, Ворошилов, Жуков, Ватутин. В 15.20 подошел адмирал Кузнецов, а еще через десять минут маршал Кулик. Также там находились Молотов, Микоян и Вышинский.

Нарком обороны первым доложил обстановку, сведя все к тому, «что сила удара гитлеровских войск превзошла все ожидания». Он подчеркнул особенно: «В первые же часы войны авиация противника нанесла массированные удары по аэродромам и войскам в приграничной зоне до рубежа рек Западная Двина и Днепр».

— Стало быть, много советских самолетов уничтожено прямо на земле, — с сарказмом сказал Сталин.

— К сожалению, так. Из-за неожиданного нападения многие самолеты не успели подняться в воздух, — ответил ему Тимошенко.

Сталин тут же взорвался, спросив:

— Неужели до всех аэродромов добралась немецкая авиация?

— К сожалению, так, товарищ Сталин, — повторился нарком. — Немцы подвергли ожесточенной бомбардировке 66 советских аэродромов, на которых находились наши самолеты, причем преимущественно современные.

— Сколько же уничтожено самолетов, — несколько задумавшись, поинтересовался Сталин.

— По предварительным подсчетам, около семисот.

Вождь снова вскипел:

— Это же чудовищное преступление. Надо головы поснимать с виновных...

Выждав паузу, он прошелся вдоль стола и спросил:

— Как складывается перспектива на Западном фронте?

— Командование Западного фронта стремится маневрировать резервами. Но Павлов и его штаб допустили ряд просчетов. С первых часов войны связь со штабами армий оказалась нарушенной. Павлов, естественно, не знал и мог не знать, что делается на левом крыле фронта. А там немцам удалось прорваться и в течение дня продвинуть свои танки на 60 км. Павлов же принимал меры по ликвидации прорыва на правом крыле...

Свои контрмеры он строил, исходя из того, что противник концентрическими ударами со стороны Бреста и Сувалок постарается в районе Лиды замкнуть кольцо вокруг войск фронта...

Сталин с гневом в глазах посмотрел на маршала и перебил его:

— Вы полагали, что немцы замкнут кольцо у Лиды, а они пытаются замкнуть его восточнее Минска! Это сколько же дивизий окажется в западне?

Теперь Тимошенко замолчал. А вождь задавал вопросы будто бы самому себе. Он не смотрел на наркома обороны. Постепенно погружаясь в свои мысли, он словно самостоятельно пытался найти выход из создавшегося положения. Было видно, что сама по себе возможность окружения под Минском до глубины души потрясла его. Он не хотел верить в это, но что оставалось делать...

Будто очнувшись из забытья, он резко, на повышенном тоне снова обратился к Тимошенко:

— С вашего Павлова надо строго спросить! За неделю до войны он заверял меня по телефону, что лично выезжал на границу. Уверял, что никакого скопления войск там не обнаружил, а слухи о войне назвал провокационными! И ссылался на свою разведку, которая, по его утверждению, работает надежно...

* * *

А ведь не врал товарищ Сталин! Александр Евгеньевич Голованов лично встречался с Павловым в июне 1941 г. В своих мемуарах он с точностью до мелочей вспомнил эту встречу: «В тот день я в двенадцать часов явился к командующему округом.

В кабинете за письменным столом сидел довольно массивного телосложения человек с бритой головой, со знаками различия генерала армии.

Павлов поздоровался со мной, спросил, почему так долго не приезжал в Минск, поинтересовался, что мне нужно, и сказал, что давно уже дал распоряжение, чтобы нас всем обеспечивали, так как об этом просил Сталин. Только я начал отвечать на его вопросы, как он, перебив меня, внес предложение подчинить полк непосредственно ему. Я доложил, что таких вопросов не решаю.

— А мы сейчас позвоним товарищу Сталину. — Он снял трубку и заказал Москву.

Через несколько минут он уже разговаривал со Сталиным. Не успел он сказать, что звонит по поводу подчинения Голованова, который сейчас находится у него, как по его ответам я понял, что Сталин задает встречные вопросы.

— Нет, товарищ Сталин, это неправда! Я только что вернулся с оборонительных рубежей. Никакого сосредоточения немецких войск на границе нет, а моя разведка работает хорошо. Я еще раз проверю, но считаю это просто провокацией. Хорошо, товарищ Сталин... А как насчет Голованова? Ясно.

Он положил трубку.

— Не в духе хозяин. Какая то сволочь пытается ему доказать, что немцы сосредотачивают войска на нашей границе.

Я выжидательно молчал.

— Не хочет хозяин подчинить вас мне. Своих, говорит, дел у вас много. А зря.

На этом мы и расстались».

Не менее любопытно и другое предвоенное воспоминание о Павлове, которое нам оставил генерал Л.М. Сандалов: «Когда все оказались в сборе, завязался врезавшийся в мою память полуофициальный разговор.

Начал его Павлов.

— Генеральный штаб еще не закончил составление оперативного плана, — сказал он. — А для того чтобы показать один из возможных вариантов действий войск округа при нападении на нас фашистской Германии, Генеральный штаб в ближайшее время проведет с окружными и армейскими управлениями оперативную игру на местности со средствами связи. Будет проигрываться начальный период войны. Возглавит игру, вероятно, сам нарком.

Штабы армий начнут ее в местах дислокации и будут передвигаться, сообразуясь с обстановкой.

— А те штабы, которые стоят у самой границы? Куда им двигаться? — не удержался я. — По-видимому придется обороняться.

— Вначале, может быть, придется, и отступить, — уточнил Павлов. — У немцев теперь не стотысячная армия какую они имели в 1932 г., а трехмилионная. Она насчитывает свыше 300 соединений, располагает большим количеством самолетов. Если враг перед началом войны сосредоточит у наших границ хотя бы две трети своих сил, нам б первое время придется, конечно, обороняться и даже отступать... А вот когда из тыла подойдут войска внутренних округов, — Павлов посмотрел на Тюленева, — когда в полосе вашей армии достигнута уставная плотность — 7,5 км на дивизию, тогда, конечно, можно будет двигаться вперед и не сомневаться в успехе. Не так ли?

На миг воцарилось молчание, но затем поднялся Чуйков:

— Вам хорошо известно, товарищ командующий округом, что в первом эшелоне 4-й армии весной этого года было всего лишь две дивизии на 150 км фронта. Летом нам подбросили еще одну. Значит, плотность теперь — 50 км на дивизию. Во втором эшелоне тоже негусто — только одна дивизия. Это же не армия, всего лишь корпус... Почему бы в нашу полосу не выдвинуть заблаговременно две-три дивизии из тыла страны? И прежде всего на левый фланг армии — для обеспечения стыка с Киевским округом?

— Как вы не понимаете, что подобными действиями можно спровоцировать войну? — раздраженно ответил Павлов. — Да и казарм у нас нет для размещения новых войск».